К. Сауснитис - В Саласпилсском лагере смерти (сборник воспоминаний)

Прежде всего требовалась теплая вода. Узники мужчины пришли на помощь, раздобыли посудину и нанесли воды, шло двенадцать часов, пока всех детей обмыли. Но как во что? Имевшаяся у одного-другого ребенка одежда была в в грязи и вшах. Ее сожгли. Кое-что собрали в женских руках, пошили пеленки и рубашечки. Наконец дети были при брань!. Но это было самое простое, чем мы могли помочь.

У матерей отнимают детей.

Линогравюра К. Буша

Младенцы жалобно плакали. Те, что были постарше, цеплялись за подол. Все просили одного и того же:

— Тетенька, хотим есть! Очень, очень хотим!

У нас ничего не было, мы сами получали тот же голодный паек, что и они: кусочек хлеба, кружечку черного кофе и тарелку вонючих щей. А грудным детям нужно молоко. Где же его взять?

— А что, если поговорить с Юрием? — предложила моя подруга по бараку.

— Действительно, Юрий Видже работает на кухне. Он мог бы помочь…

— А пойдет ли он на это?

Захочет ли он рисковать своей жизнью?

Юрий Видже согласился. Ради детей. Ради чужих детей. Но разве мы были чужими? Нет! Мы были членами одной несчастной семьи. Вместе будем бороться, вместе умрем. Таков был наш девиз, давший нам силы выстоять.

Юрий тайком доставал молоко из кухни комендатуры. Мы разбавляли его кипяченой водой и давали младенцам и самым слабеньким. Но… их становилось все больше…

Самых маленьких и слабых мы разместили на первом ярусе нар — они требовали больше внимания. В бараке все больше и больше распространялись различные болезни: корь, дизентерия… Просили фашистского врача осмотреть детей, дать лекарства. Но он равнодушно махнул рукой:

— Одним больше или меньше…

Ежедневно умирали десятки детей. Трупы, как поленья, складывали в ящики и увозили.

Наконец из Риги прибыл фашистский врач и привез какие-то медикаменты, которые велел давать всем детям. От них малыши сразу умирали. Мы поняли, что здесь никого не беспокоит судьба несчастных детей. Наоборот, гитлеровцы хотят быстрее избавиться от них. Лишний балласт в лагере. И мы не искали больше этих гитлеровских «врачей». Поговорили со своими людьми. Среди нас тоже были врачи, например доктор Бдил и Олейников.

Лекарствами эсэсовских врачей Бдил был чрезвычайно возмущен:

— Негодяй! Это же умышленное убийство детей! Ни в коем случае больше не давайте их!

— А что делать с клизмой? Ее заставляют приготавливать из детской мочи…

— Чтобы быстрей освободиться от детей? — воскликнул доктор Бдил. — Нет, ни в коем случае!

Мы послушались своего товарища. Однако наши заботы мало помогали. С каждым днем детей становилось все меньше и меньше, все выше были нагруженные трупами возы, которые отправлялись на «кладбище»… Угасла и моя любимица Вероника.

Маленькая Вероника! Ей было только пять лет, а взглянешь в глаза — сердце сжимается от боли. Так смотрят лишь взрослые, прошедшие сквозь трясину жизни. До сих пор вижу, как она металась по своим нарам, обхватив головку слабыми ручонками.

— Моя бедная бабушка, — время от времени вспоминала она и всхлипывала.

Другие плакали, а она никогда. Поэтому, наверное, Веронике было намного тяжелее. Рано она повзрослела. Как-то взяла я ее на руки, поднесла к окну. Девочка снова вспомнила свою бабушку. В это время двор переходила какая-то сгорбившаяся женщина.

— Видишь, Вероника, вон твоя бабушка! — умышленно солгала я девочке.

— Не говорите так, тетя. — Она по-взрослому печально покачала головой. — Мою бабушку замучили гитлеровцы…

И потом я услышала об ужасной трагедии родных Вероники. Когда немцы узнали, что отец и мать девочки сражаются за свободу Родины, они подожгли родной дом Вероники, а деда и бабку убили на глазах девочки.

Мне стало стыдно за свою ложь. Я старалась как-нибудь развеселить девочку, но мне это не удавалось. Однажды утром маленькую Веронику, как и многих других детей, вынесли из барака и бросили на телегу.

Она угасла тихо, как свеча, которую медленно пожирает пламя. Жизнь девочки унесли голод, боль и насилие.

В бараке снова показался фашистский врач:

— Какие дети здесь самые здоровые?

Вначале мы не поняли, что означает этот внезапный интерес. Мы показали. Но наша откровенность для многих детей оказалась роковой. Врач у этих самых «здоровых» взял кровь, и через несколько часов они уснули навеки.

Однажды нам сообщили: в лагере будет оборудована детская больница. Только теперь, после того, как болезнь скосила сотни детей! Какой она будет, эта гитлеровская больница! Какие приемы убийства там будут испытывать! Из, моей группы туда поместили десять детей, вернулась только половина. Войдя в барак, они ласкались ко мне, плакали и просили:

— Милая тетенька, не посылай нас обратно в больницу. Пожалуйста, не посылай!

— Мы не хотим туда!

Как перепуганные птенцы, они забились в самые темные углы верхних нар. Что они вытерпели в больнице, мы узнали только позднее от заключенных, ухаживавших за ними.

Так, Думпе, работавшая в 12-м бараке (в нем размещалась больница), рассказывала, что больные дети спали по двое, по трое в одной кроватке. Все они получали лекарство от дизентерии, хотя у многих поноса не было. Положение больных с каждым днем становилось все хуже и хуже. Думпе прекратила давать им лекарство и, как приказал фашистский врач, ставить клизму из мочи самих больных. Когда через несколько дней врач снова появился в бараке, он был немало удивлен:

— Ну и живучи же эти азиаты!

Думпе действовала правильно, не выполняя распоряжений убийцы.

После этого санитарок стали контролировать. Эсэсовцы прямо спрашивали:

— Почему так мало умирают?

Санитарки в недоумении молчали. А эсэсовцы издевались:

— Лучше здесь протянуть ноги, чем висеть на столбе вверх ногами.

Сердце сжималось от такой жестокости.

Несмотря на наши старания, мы все же проиграли бой за этих несчастных детей, которые никому ничего плохого не сделали. Жестокость фашистов оказалась сильнее нашего упорства и любви. Никто из этих несчастных детей так и не дожил до сегодняшнего дня. Саласпилсский песок стал их последним приютом.

Прошли годы. Многое забылось. Но всегда, когда я слышу смех, беззаботный детский смех, вижу сияющие личики детей, я думаю о тех тысячах, жизнь которых угасла в саласпилсских бараках. Их смерть — грозный приговор фашизму и войне, предупреждение всем нам.

Будем бдительными, защитим жизнь наших детей! Пусть во всех дворах, на всех улицах, во всех садах всегда раздается их звонкий смех!

Вилис Риекстинь

В обнесенные колючей проволокой ворота Саласпилсского лагеря въехало несколько грузовиков, заполненных людьми. В лагерь смерти прибыли первые сотни граждан Белоруссии. В их регистрационных карточках была запись: «эвакуированные». Этих людей только подозревали в том, что они помогают партизанам. Те, кто хоть в какой-то мере были уличены в оказании помощи партизанам, были расстреляны на месте.