Леонид Млечин - Югославская трагедия

В ноябре 1993 года полсотни министров иностранных дел Европы, собравшись в Риме, призвали к противодействию агрессивному национализму, подрывающему стабильность на континенте. Европа мечтала об универсальных механизмах порядка. Надежды были связаны с умиротворяющим волшебством организации, обозначаемой трудно выговариваемой аббревиатурой СБСЕ — Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе.

Но способна ли европейская дипломатия противостоять тому, что можно назвать духом времени?

На одном из многочисленных международных конгрессов молодой хорватский националист патетически воскликнул, что во имя национального государства его народ готов жрать траву. Только один пожилой слушатель посмел заметить, что трава — неподходящая еда для детей. Этому стороннику интернационализма не очень повезло: одинокий разумный голос потонул в бурных рукоплесканиях его противников.

В начале XX века один немецкий священник, известный своими либеральными убеждениями, писал:

«Невозможность мелкогосударственного суверенитета при смешанном населении совершенно очевидна. Это, конечно, не означает, что нации должны отказаться от притязаний на все спорное. Но они должны рассматривать свои споры как внутреннюю, а не как внешнюю политику, и признать, что чешская армия или хорватский генеральный штаб, или венгерское Министерство иностранных дел, или словенская экономическая политика, или галицийский государственный банк относятся к несбыточным мечтаниям».

Из приведенного им списка не существовала пока только самостоятельная Галиция. Все остальные мечты сбылись. И за ценой никто не постоял. На фоне того, что случилось на территории бывшей Югославии, приходится говорить не только о европейской культуре, но и о европейском варварстве, рожденном национализмом. Культ принадлежности к определенной нации — вот, что приводит к истреблению других наций.

Но патетическим теориям о национальной народной воле грош цена. Носителями национального сознания, как правило, являются не угнетаемые чужаками массы, а стремящиеся к власти, ищущие должностей представители среднего класса.

Агрессивному национализму могут противостоять интернационализм и космополитизм. И тот, и другой не в чести. Было ясно, что Европе придется подождать, пока найдутся желающие встать под эти знамена.

Та жестокость, с которой действовала армия сербского генерала Ратко Младича в Боснии, уже была проявлена сербами на территории той же Боснии в прошлые Балканские войны. Но об этом ничего не говорится в сербских научных трудах и учебниках истории. В них роль сербской армии исключительно благородна и достойна. Сербы только страдали и были жертвами кровожадных хорватов, албанцев, турок и болгар, которые только и ждали момента, чтобы вонзить кинжал в спину сербам.

И хорваты нехотятвспоминатьнетолькоо преступлениях усташеского государства в годы Второй мировой войны, но и о преследованиях гражданского сербского населения во время Первой мировой войны. Хорватские историки все силы употребили на то, чтобы доказать: хорваты — культурный, европейский народ с демократическими традициями, несравнимый с некультурными сербами. В Хорватии, которая существует всего несколько лет, смело пишут о девяти-сотпетних парламентских традициях…

Проиграв войну 1992 года, президент Франьо Туджман предложил хорватским сербам вернуться под крыло Загреба. В обмен им была обещана автономия двух сербских областей (Книнской и Глинской), культурная автономия для всех сербов, оставшихся в Хорватии, программа ускоренной экономической помощи районам компактного проживания сербов. Лидеры Краины отказались. Они в принципе исключали возвращение под юрисдикцию Загреба.

Неуверенные в своих силах хорваты предложили руководителям Сербской Краины еще более широкую автономию. Переговоры на сей счет велись в российском посольстве в Хорватии. План Z-4 (Загреб-4) разработали четверо — посол России в Загребе, американский посол, а также сопредседатели Координационного комитета женевской конференции по бывшей Югославии — лорд Дэвид Оуэн (от Европейского Союза) и Торвальд Столтенберг (от ООН).

Я знаю об этом из первых рук — от тогдашнего нашего посла в Хорватию Леонида Владимировича Керестиджиянца, активного и умелого дипломата. Я беседовал с ним и в Загребе, и в Сараево (российского посольства там еще не было, Керестеджиянц занимался по совместительству и боснийскими делами). Он производил очень хорошее впечатление и говорил с нехарактерной для дипломатов откровенностью.

Маленькое российское посольство открылось в Загребе в конце 1992 года. Там было всего несколько дипломатов, в четыре раза меньше, чем в посольстве в Белграде. Посол Леонид Керестеджиянц и советник-посланник Александр Грищенко много лет проработали на Балканах, в том числе и в посольстве в Белграде.

Вот какие у меня остались впечатления от бесед в нашей миссии.

В угловом скромном кабинете посла настежь открыты окна, слышен птичий щебет. Здание посольства, к которому ведет узкая вздымающаяся в гору дорога, небольшое, зато находится в престижном районе. Атмосфера почти семейная. Кто-то из технических сотрудников щеголяет в спортивном костюме, мальчик катается на велосипеде с детьми. У посольских сотрудников была проблема: российской школы в Загребе не было, и жены уезжали с детьми домой, оставляя дипломатов одних.

В Загребе не было российского торгового представительства, как впрочем, и военного атташата, что особенно нелепо. О Хорватии в России знали совсем мало, потому что вся структура российских средств массовой информации в бывшей Югославии осталась в Белграде. В Загребе только-только появился корреспондент ИТАР-ТАСС.

Вот, что бросилось в глаза: не было привычной для многих российских представительств глубокой неприязни и презрения к стране пребывания. Наши дипломаты в Загребе с полным уважением относились к Хорватии, но приручить их хорватам не удалось.

Наши дипломаты высоко ценили дружеское отношение Хорватии к России, ее выгодное геостратегическое положение как средиземноморской державы с хорошо развитой промышленностью (фармакология, судостроение, машиностроение). Они полагали, что, с экономической точки зрения, платежеспособный, обязательный, обладающий высокими технологиями хорватский бизнес — самый выгодный для России партнер на территории бывшей Югославии. «Не надо отталкивать просербской риторикой и Хорватию, и Словению, и Македонию, и Боснию», — повторяли наши дипломаты в Загребе.

«Соседи» — «ближние» (политическая разведка — СРВ) и «дальние» (военная разведка — ГРУ) — явно не разделяли позиции посла и советника-посланника. Бросалось в глаза, что сотрудники обеих резидентур ненавидели российскую власть, которую представляли за рубежом. Вот, что меня тогда заинтересовало: какую информацию они отправляли в Москву? Какие рекомендации давали? Как сталкивались их шифровки с посольскими телеграммами?