Борис Хавкин - Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса

— События последнего времени, — добавил он, — заставляют нас задуматься над сущностью и содержанием понятия присяги.

Паулюс напомнил, что в первые часы его пребывания в плену советские генералы подчеркнули, что они разграничивают немецкий парод и гитлеровскую клику.

— Это было, вероятно, первое заявление политического характера, которое мы услышали от Советов в плену, — сказал Паулюс.

Шмидт едва сдерживался, всем своим видом он выражал гнев и возмущение.

— Мы же не дети, господа, чтобы доверять этой пропаганде красных. Вся эта болтовня о народе не больше, чем приманка для легковерных. Но, надеюсь, что среди нас их не будет, — произнес генерал, испытующе глядя на своих собеседников.

— Нет, Шмидт, не так все это просто, как вам представляется. Вы правы. Мы действительно уже не дети. И именно поэтому обо всем этом надо хорошо подумать. — Паулюс встал и прошелся по комнате, давая понять, что беседа закончена. — Мы еще вернемся к дискуссии на эту тему, — завершил разговор фельдмаршал.

Шмидт и Адам попрощались и вышли.

Для характеристики поведения Паулюса в то время показателен и такой эпизод. Из рассказов солдат и офицеров 6-й армии было известно, что фельдмаршал не одобрял зверств гитлеровцев в отношении мирного населения оккупированных территорий. Полковник Адам в своих воспоминаниях пишет, будто командующий даже разгневался, когда, прибыв в оккупированный Белгород, увидел на городской площади виселицу с повешенными советскими патриотами. Паулюс вызвал коменданта города полковника Бехтольсгейма и напомнил ему, что он отменил приказ Рейхенау о терроре против мирного населения.

— Почему же продолжаются казни? — спросил Паулюс.

— Были найдены убитыми наши солдаты, и мы решили ликвидировать партизан, — доложил Бехтольсгейм.

— И этим вы думаете добиться результатов? — спросил Паулюс. — Скорей, наоборот, — добавил он и приказал: — Распорядитесь, чтобы этот позор немедленно убрали с площади.

Возможно, старый офицер, сложившийся еще в догитлеровское время, он не мог не ощущать по отношению к карателям чувства брезгливости. Это не исключено. Но, разумеется, ни о каком активном протесте со стороны Паулюса против гитлеровской политики тотального террора не могло быть и речи. Показательно, что уже в плену, когда в присутствии Паулюса заходила речь о фашистских зверствах, он неизменно отмалчивался. Однажды в Суздаль приехал тогдашний первый секретарь Ивановского обкома партии Г. Н. Пальцев, который только что побывал в освобожденных районах Смоленской области. Он гневно спросил Паулюса:

— Почему вы чините такие неслыханные ни в одной войне бесчинства и зверства?

Фельдмаршал ушел в глухую оборону и сухо ответил:

— Мне про это ничего не известно. Армия подобными делами не занимается.

В этом весь Паулюс — личность неоднозначная, противоречивая.

Помнится мне еще одни весьма примечательный разговор с фельдмаршалом. Он завел тогда речь о советских людях, о том, что они живут в бедности и под вечным страхом, и потому, мол, легко расстаются с жизнью.

— Не вам, господин фельдмаршал, говорить о страхе и бесправии, — ответил я. — Ваш рейх — гигантский концлагерь, где каждый боится другого, где даже за крамольную мысль бросают в застенок. Возможно, вам известна фамилия Брехт. Так вот, у нас в лагере в библиотеке есть его книга, а в ней стихотворение «Ужасы режима». Прочитайте его, прежде чем судить о страхе и бесправии.

— Я слышал о Брехте и знаю, что он пишет дурные пьесы и бездарные стихи. И вообще, я не читаю красных поэтов, не слушаю красную пропаганду, герр лейтенант. Или, может быть, вы полагаете, что в следующий раз я буду приветствовать вас вот так? — с сарказмом спросил Паулюс, вскинув левый кулак в приветствии красных фронтовиков «Рот фронт».

— Мы не собираемся делать из вас коммуниста, господин фельдмаршал. Наши взгляды прямо противоположны по всем вопросам. Вряд ли мы с вами когда-либо будем думать одинаково, — сказал я.

— Это только на первый взгляд, — возразил мой собеседник. — Если присмотреться и вдуматься, ваши порядки очень похожи на наши. У нас — фюрер, у вас — товарищ Сталин. И так же, как у нас, генералами командует партия и тайная полиция. Разве немцы уничтожили ваших лучших генералов: Тухачевского, Блюхера, Якира, Егорова?

Я оказался в очень трудном положении. Никому из нас, простых советских людей, тогда не была известна правда о Сталине, о преступлениях Ежова, Берии и их подручных. Мы, офицеры НКВД, работавшие с военнопленными, ничего не знали о дьявольской кухне этого ведомства. До XX съезда КПСС надо было еще прожить долгих и трудных 13 лет… А то, что известно о Сталине и сталинизме сегодня, в конце 80-х годов, было просто немыслимо в то время.

В 1943 году я безоговорочно верил Сталину, его сравнение с Гитлером было для меня кощунством: понятия «СССР» и «Сталин» были еще неразделимы. Разумеется, не знал я тогда об истинных причинах и масштабах сталинских расправ с «врагами народа», в том числе и с военными кадрами.

Словом, Паулюсу я не поверил.

— Ваши сравнения оскорбительны, — ответил я немецкому фельдмаршалу. — Впрочем, история каждому воздаст по заслугам…

Годы спустя я узнал, что Паулюс, говоря о расправах над командирами РККА накануне войны, сказал лишь часть правды. Он знал, не мог не знать о той роли, которую в уничтожении цвета Красной Армии в конце 30-х годов сыграла германская разведка.

Мы уже упоминали об афере с Тухачевским. Как и кем она готовилась? Сделаем небольшое отступление от нашего рассказа о пленном фельдмаршале и обратимся к работам западных историков и воспоминаниям.

Георг фон Раух, автор известной в ФРГ «Истории Советского Союза», отмечает, что документы, компрометирующие Тухачевского и его товарищей, были сфабрикованы Гейдрихом и Беренсом в подвалах берлинского гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. Этот «обличающий материал» был пущен через Прагу в Москву для того, чтобы «дискредитировать красный генералитет в глазах Сталина и значительно ослабить военный потенциал СССР» [90] G. von Rauch. Geschichte der Sowjetunion. Stuttgart. 1977. S. 286. .

Подробности этой аферы находим в воспоминаниях бывшего главы закордонной разведки СС Вальтера Шелленберга:

— Гейдрих получил от жившего в Париже русского белого генерала Скоблина сообщение, что советский генерал Тухачевский совместно с германским генштабом намеревается свергнуть Сталина. Скоблин не мог предъявить никаких документальных доказательств… Гейдрих, однако, увидел в этом сообщении такую ценную информацию, что задумал взять в расчет фиктивные обвинения… так как это… при удачном использовании материала должно было привести к предотвращению угрозы превосходства Красной Армии по отношению к Германии [91] Schellenberg W. Aufzeichnungen. Wisbaden — Miinchen. 1979. S. 48. .