Борис Хавкин - Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса

Главная стратегическая задача состояла в том, чтобы еще до окончания войны с Англией победить «…путем скоротечной военной операции Советский Союз». Директивами намечалось захватить Москву, Ленинград, Украину, Северный Кавказ и выйти на линию Волга — Архангельск. Войну предполагалось закончить до зимы 1941 года. После этого вооруженные силы должны были освободиться для возобновления активной борьбы против Англии, для наступления на Ближний Восток, далее на Индию и т. д.

В конце марта 1941 года Паулюс участвовал в совещании, проходившем в имперской канцелярии под председательством Гитлера. Здесь было решено начать военные действия против Югославии. Паулюсу поручили выехать в Будапешт и окончательно договориться относительно участия венгерских войск в антиюгославской акции. Это поручение было им выполнено.

Однажды у советских офицеров, работавших с военнопленными, завязалась беседа с фельдмаршалом Паулюсом о событиях весны и начала лета 1941 года. И естественно, возник вопрос о том, чем был занят он непосредственно в период, предшествующий нападению на Советский Союз.

— Работа шла тогда в очень напряженном темпе, — ответил Паулюс. — Фюрер лично разрешил мне не посещать никаких совещаний, даже если их проводили Браухич или Гальдер. Я был целиком и полностью занят планами стратегического развертывания. Все без исключения приготовления предстояло закончить к 15 мая 1941 года. Особое, можно сказать, решающее значение придавалось тому, чтобы наши намерения не были распознаны. Поэтому круг лиц, допущенных к подготовке «директивы 21», был предельно узким. И все же…

Паулюс осекся, замолк, вытер лоб белоснежным платочком. Чтобы как-то прервать вдруг наступившую неловкую паузу, пытаемся вывести фельдмаршала на тот ответ, от которого он воздержался.

— Вы сказали «и все же», господин фельдмаршал. Вы имели в виду, что утечка этой сверхсекретной информации все же имела место?

— Да, русские знали о наших планах и знали достаточно подробно… Я уже в ходе войны получал бесспорные подтверждения этому…

Судя по рассказам Паулюса, весной и летом сорок первого Берлин жил своей обычной жизнью. Состояние войны, в котором находилась Германия, мало кого беспокоило. Раскаты «битвы за Англию» до Берлина не доносились. Лишь изредка были налеты британских бомбардировщиков, но серьезного ущерба они тогда не наносили.

Между тем приближалось роковое 22 июня 1941 года. Эта дата была назначена лично Гитлером. Весной 1941 года он созвал совещание с целью определить день нападения на Россию. Третья декада мая — за такой срок высказались участники совещания. С военной точки зрения этот срок был оптимальным вариантом. Но Гитлер, хотя и не отверг предложения, не утвердил его.

Впоследствии, когда Паулюс размышлял над тем, почему нападение совершено в воскресенье 22 июня, его озарила внезапная догадка:

— Да ведь фюрер подражал Наполеону! Тот перешел русскую границу в воскресенье 24 июня. Да, да, играл в Наполеона! И, пожалуй, был убежден: что не удалось сделать Бонапарту, сделает он, великий фюрер, вместе со своими полководцами. Браухич вряд ли стоит меньше, чем Мюрат, а Рейхенау — меньше, чем Ней.

Паулюс обычно подчеркивал, что он лично никогда не имел ничего против русских. Больше того, испытывал к ним уважение. Суворов, Кутузов… В академии он писал сочинение по фортификационным укреплениям Севастопольской крепости в Крымской войне. Тотлебен — это был искусный фортификатор. Но Паулюс считал его немцем на русской службе. Нахимов — этот уже чистокровный русский — также неплохо командовал войсками.

— Но разве в симпатиях и антипатиях дело, — говорил фельдмаршал в 1943 году. — Война против России была продиктована коренными интересами германской нации — я был тогда в этом твердо убежден. И соответственно действовал.

…Генерал Паулюс находился в помещении генштаба с четверга 19 июня 1941 года безвыходно. Здесь же ночевал. «Спал я, — вспоминал он, — по четыре часа в сутки и, представляете себе, прекрасно чувствовал себя». Каждые два часа Паулюс получал доклады о ходе боевого развертывания. Сам звонил дежурному, к которому поступали донесения.

Поздно вечером 21 июня ему доложили, что были три попытки немецких солдат переплыть пограничную реку с явным намерением попасть в расположения советских частей. Один был убит, но двое достигли противоположного берега. Паулюс приказал узнать и доложить имена командиров частей, а фамилии перебежчиков сообщить в гестапо.

В ожидании предстоящих событий Паулюс еще раз проверил, какой порядок вскрытия пакетов с приказом о наступлении передан шифротелеграммой расположенным на востоке соединениям. Ничто не вызвало сомнений, и генерал вспомнил слова Бисмарка: «Мы готовы до последней пуговицы на гетрах». «Похоже, что на этот раз все именно так», — думал Паулюс в тот последний для советских людей мирный день.

Он испытывал чувство удовлетворения. Накануне ему удалось настоять на том, чтобы командиры дивизий вскрыли секретные пакеты с приказом о наступлении за двенадцать часов до назначенного срока. Кейтель настаивал тогда на шести часах.

— Мои дивизионные командиры могут развернуться в боевой порядок за тридцать минут! — самоуверенно заявлял «Лакейтель».

«Какая спесь, — с усмешкой подумал Паулюс. — А ведь сам даже дивизией ни когда не командовал».

— Я включил радио, — рассказывал фельдмаршал о последних часах накануне войны. — По всей Германии передавались бравурные марши вперемежку с ариями из «Лоэнгрина». Никаких речей, сводок, сообщений, только информация о погоде.

И вот два часа ночи по среднеевропейскому времени. В ОКХ доложили: по всему восточному фронту ведется массированная артиллерийская подготовка во взаимодействии со штурмовой и бомбардировочной авиацией, поражающей цели на территории противника. Танки выходят на исходные позиции.

Рискнув напасть на Советский Союз, третий рейх предопределил свою гибель. Одурманенные предыдущими легкими победами, гитлеровцы считали, что их войска пройдут победоносным маршем по Стране Советов. Но они жестоко просчитались. План «Барбаросса» оказался обреченным на провал: он не учитывал растущей экономической и военной мощи нашей страны, силы духа советского народа, его готовности встать на защиту своей социалистической Родины от фашистской агрессии.

Вот что писал по этому поводу выдающийся советский полководец Маршал Советского Союза Г. К. Жуков:

«После захвата большей части Европы гитлеровское политическое и военное руководство самоуверенно считало, что военное искусство фашистской Германии достигло самых высоких показателей. Эта авантюристическая уверенность не была случайной. Она основывалась на фашистской идеологии расового превосходства, на традиционных устоях прусского милитаризма, уже не раз приводившего Германию на край катастрофы. Имея за своими плечами отмобилизованный военно-промышленный комплекс не только Германии, но и практически всей Западной Европы, Гитлер и его генералы сделали свою основную ставку на молниеносный разгром Советского Союза. Они переоценили свои силы и возможности и серьезно недооценили силу, средства и потенциальные возможности Советского государства… Правительство фашистской Германии и нацистское военное руководство строили свои рассчеты на мифических слабостях Советского Союза. Они никак не ожидали, что в минуту смертельной опасности советский народ, сплотившись вокруг Коммунистической партии, непреодолимой силой встанет на их пути» [17] Жуков Г. К. Воспоминания а размышления. — М., 1988. Т 2. С. 102 103. .