Сергей Балмасов - Русский штык на чужой войне

Несколько слов о революционном движении в Парагвае. Сказать, что происшедшая в Парагвае революция, произведенная так называемой военной партией во главе с полковником Франко, случилась совершенно неожиданно, никак нельзя.

Люди, следившие за парагвайской жизнью и особенно там побывавшие, не могли не почувствовать то глубокое недовольство, которое оставили в сердцах всех парагвайцев, сражавшихся с Боливией, результаты этой безусловно славной и вполне победоносной войны.

И надо быть справедливым и сказать, что война, несмотря на полный успех на полях сражений, не дала Парагваю ничего, кроме славы, потери нескольких тысяч убитыми, тысячи-другой калек и значительного вздорожания жизни.

Приведу характерный в отношении недовольства случай. В одну из поездок по парагвайским дебрям пришлось встретить парагвайского лейтенанта запаса, который с горечью говорил: «Присмотритесь хорошенько и увидите, что каждый толстый – это пленный боливиец, а худощавый, в чем душа, это парагваец».

Кстати, о пленных. Последних в Парагвае было до 30 тысяч (парагвайцев же в Боливии не больше 2–3 тысяч). Пленные доставляли Парагваю много и хлопот, и забот, и едва ли их содержание окупалось той работой, которую эти пленные исполняли.

Я не знаю, получил ли Парагвай денежное вознаграждение в возмещение затрат, произведенных им за содержание пленных, но работу, ими производимую, я видел, видел также и те мытарства, которые испытал Парагвай в связи с наличием у него пленных боливийцев.

В конце, например, октября прошлого года по всем местам содержания пленных путешествовала особая комиссия с представителями не только Аргентины, куда ни шло – соседка, но и САСШ (США . – Ред. ), в лице их военного агента в той же Аргентине (в Парагвае, конечно, Штаты своего агента не имеют), причем в состав комиссии входил ни мало ни много помощник начальника Генштаба парагвайской армии, и надо было видеть старания парагвайцев, чтобы убедить могущественных контролеров, что пленные содержатся не только хорошо, но и во всех отношениях гуманно.

Насколько же в Парагвае настроение тревожно-революционное в смысле коммунизма, что иногда как будто проскальзывает в нашей повременной печати? На этот вопрос приходится ответить так: местных коммунистов в Парагвае нет или почти нет, но нельзя поручиться, что из какой-либо соседней страны, и прежде всего из Аргентины, не появятся агенты III интернационала и не попробуют вызвать народное волнение…

В заключение думаю, что не погрешу против истины, если скажу: жаль, конечно, что русская кровь пролилась на парагвайских полях за совершенно чуждое нам, русским, дело, но кровь эта и вообще добровольное участие русских в войне Парагвая с Боливией создали нашим соотечественникам в глазах парагвайского народа совершенно особое привилегированное положение, в сравнении с прочими иностранцами, и если, несмотря на это, русские и испытывают некоторые стеснения со стороны закона, то отношение к ним самого народа, безусловно, доброжелательное, и народ в русских видит людей, наиболее ему близких».

Подводя итог боевой работе выходцев из России за рубежом, следует отметить, что самыми востребованными в иностранных армиях выходцами из России обычно оказывались представители «технических войск» – в том числе летчики.

Это вполне объяснимо: после Первой мировой войны, ставшей большим испытательным полигоном вооружений, страны «третьего мира», запаздывавшие в плане развития военного дела, только начинали развивать их, особенно авиацию.

Соответственно, выброшенные за границу многочисленные русские специалисты оказались в этот момент довольно востребованными. Тем более что в межвоенный период малые государства нередко выясняли отношения между собой или были вынуждены противостоять натиску крупных держав.

Учитывая незначительность их ресурсов, а также неспособность предоставить требуемые условия специалистам из наиболее развитых стран, представители русской военной эмиграции становились настоящей находкой для государств «третьего мира», охотно соглашаясь на менее привлекательные положения предложенных им контрактов.

Благодаря этому взаимовыгодному симбиозу интересов одни получили хороший кусок хлеба с маслом и порой обретали по месту службы вторую Родину. Другие же заметно повышали свою обороноспособность и увеличивали шансы на успешную борьбу с конкурентами.

Отдельно необходимо сказать о результатах их работы. Так, в ряде случаев они срывали замыслы противника и заметно замедляли коммунизацию целых стран и регионов, например, в Китае и на Балканах (в Болгарии в 1923 г. и в Албании в 1924–1925 гг.), или же заметно способствовали достижению успехов той страны, за которую они сражались (Парагвай в противостоянии с Боливией), Персия (в борьбе против курдов и большевиков), а также Франция при ведении ее колониальных войн.

При этом в некоторых конфликтах они сыграли сугубо «эпизодические» и малозначительные роли (например, в случае с Колумбией). В других же их участие имело для белоэмиграции в целом лишь идеологическое значение (например, Испания 1936–1939 гг.) и в том числе было демонстрацией своих возможностей в борьбе против «старой красной угрозы».

В ряде случаев (Китай, Эфиопия) непосредственное участие бывших российских военных, несмотря на ряд достигнутых выдающихся успехов, не принесло их работодателям победы.

Вместе с тем, масштабы их участия в этих конфликтах были различны. Например, на первом «эмигрантском» этапе в подобных событиях участвовали иногда тысячи бывших российских военных. Это польские силовые структуры в 1920 г., греческая, турецкая и сербская армии, Китай 1923–28 гг., Французский иностранный легион в 1921–1926 гг.

Однако постепенно уровень их участия в военных событиях падает. Причем в 1930-е гг. масштабы участия русских добровольцев в конфликтах снизились до нескольких десятков человек, как, например, в Парагвае, Эфиопии, Испании и др., а то и до отдельных специалистов (Саудовская Аравия).

Отчасти это объясняется уходом из жизни значительного числа белоэмигрантов или утратой боеспособности (не только по «боевым», но и «естественным» причинам), а также переходом многих из них на менее опасную и подчас более высокооплачиваемую гражданскую работу.

Кроме того, как уже говорилось выше, в условиях межвоенного стремительного «рывка» в развитии технических войск главное внимание уделялось набору иностранцев не в число самых многочисленных представителей пехоты и кавалерии, а «техников» – летчиков и военных инженеров, специалистов броневых сил, артиллеристов, моряков и др.

Впрочем, даже неудачи отнюдь не говорят в пользу их «ущербности». В данных случаях нельзя не учитывать степень вовлеченности в конкретные события более могущественных внешних сил.