Коллектив авторов - Война после войны

доложите тому, тому и ещё этому. Значит, увозит её «официально». Приехали в Ханкалу. Вечер. Вертолёты — только завтра. Куда её девать? Пошёл замкомандующего по женским контейнерам — устраивать гостью на ночлег: подчинённых подставлять неудобно. Женщины ухмыляются: где взял, туда и отдай. Нашёлся-таки пустой контейнер. Попрощались. Через полчаса она заявляется — в том виде, в котором ложатся спать, просит взаймы бутылку. Иначе — не уснёт. В присутствии «понятых» (не дай Бог, такого понапишет!) налили стакан. А дальше — как в «Осеннем марафоне»: «а поговорить?»… А работы в тот вечер выдалось немерено! Через каждые полчаса то посыльный, то сам порученец командующего заглядывают: «Вас, товарищ полковник, к правительственной связи»… Утром с ней расстались: приодели — подарили новый камуфляж, посадили на ближайший борт до Моздока. Аккредитацию отобрали, но без дискредитирующих барышню последствий. Дальше — хоть стой, хоть падай. Её чеченские публикации признали едва ли не лучшими на тему всенародной помощи воюющей группировке.

С чеченками — всё ясно. В массе — морально неуступчивы . Говорили, правда, что в тех же Шалях уже 20 проституток. Только не про нашу это честь . Хотя и упоминают о каких-то местных путанах: полупридурочных-полубомжистых. Отсюда и молва, что чеченки не только не забитые, но порой даже очень «творческие» . Отдельная тема: поймали сообщницу духов. И всей ротой оставили её в живых . Аж дух захватывает! Только если что и было, то вряд ли кто из участников-очевидцев в этом признается: желающих повторить судьбу полковника Буданова что-то не находится…

Тут и предисловие к полулегендарной, столь же деликатной теме прибалтийских или прочих снайперш, так называемых «белых» или ещё каких «колготок». Вообще говоря, колготки — не самый практичный на войне вид одежды, да и не самый «верхний». Пока тётенька жива, что там она носит «снизу», вопрос, конечно, интересный. Но «в живую» сверху — чаще камуфляж- «унисекс», на худой конец — брюки. Сами чеченки не в счет — разговор не о них. А если нашли труп, то столь «въедливого поисковика» самого еще надо поискать: брезгливость сильнее любопытства. Да и зачем?.. Может, кто из снайперш и носил белые колготки — для андреналина. Но, скорее всего, это журналистский штамп. А вот русские женщины на дорогах Чечни, в том числе нестарые, иногда встречаются. Порой с непонятными документами и невразумительным объяснением, что они здесь делают. Кого-то из них «фильтруют», но по чеченским весям русские жёны и сёстры действительно разыскивают своих пропавших без вести… Иногда даже предъявляют духовские бумажки… Жизнь — она, конечно, о разных сторонах. Только трудно вообразить, что та, кто ищет близкого, думает о чём-то ещё… А кто ищет другого? Нужно ли для этого ездить в Чечню?

Один же рассказ кое-какие подтверждения получил. Ходили в одну спортивную школу парень и девица — постарше. Занимались сначала биатлоном, затем она перевелась на одну стрельбу. Настырная девка — на мастера спорта сдала. Серёжки оригинальные носила — чёрно-зелёный «камуфлированный» квадратик — запомнились. Потом жизнь развела. Парень стал прапором-спецназёром. Ехал в электричке из Прохладного в Моздок, узнал девчонку по серёжкам, подсел. Она: «Обознался, парень. Не Аня я, Вера. К мужу еду. Во Владикавказ. Серёжки? Он и подарил. На восьмое марта». Не поверил спецназёр: она это, она, только постарела. Расстались… Брал спецназ дом в Грозном. Тяжело было. Снайпер с восьмого этажа грамотно работал: пять трупов за час. И всё же сбросило снайпера взрывом. Упала под ноги того же спецназёра. С теми же серёжками. Кто-то ожесточившись, вырвал серёжку с частью уха — спецназовец забрал ее с собой. Приехал в отпуск. Через бывшего тренера нашел адрес. Поднялся в квартиру: «Где Аня?» — «Анечка в Италии работает, вот уже два раза по 300 долларов прислала: у неё ведь сынишка. А вы проходите… Она вас помнит». Постоял спецназер: показать сережку или нет? Говорит: «У вас из почтового ящика конверт иностранный торчит. Может, от Ани?» — «Ой, наконец-то. Сейчас спущусь». У пустого ящика первым оказался спецназёр. Бросил серёжку с частью синей мочки. Так было или иначе, но место событий называли одинаково: у станции метро «Удельная», Санкт-Петербург.

Отдельная тема — прибытие пополнения. Новички, особенно контрактники, свои байки рассказывают, а старожилы их к «духовной жизни» коллектива приобщают. Главное, чтобы рассказ был и правдоподобный, и плутоватый (начальника «подкололи»), и цепляющий за живое, и немного сентиментальный. То есть бугорок на ровной поверхности серых буден. Хорошо, если он еще и на притчу похож. Вот спрашивают: будут ли «иностранцы» из бывшего Союза в «красной армии» служить? Так они уже служат. Много ли, мало — другой вопрос… А история такая: жили-были два родных брата, не близнецы, но друг на друга похожи. Один в Ростовской области жил — русский, значит. Другой — в Донецкой. То есть по паспорту — хохол. «Хохол», звали его Семён, до 1992-го в Советской Армии прапорщиком служил. Уволился, пошёл работать в шахту, но шахта закрылась. А семья — будь здоров: семеро по лавкам. Приезжает в «братское зарубежье», просит «русского» брата: «“Потеряй” паспорт, но сразу не заявляй». А сам с его паспортом — в военкомат. И «характеристики» принёс. Так, мол, и так — возьмите контрактником. Взяли Семёна. В Чечню направили. Хорошо служил: всю дагестанскую операцию взводного заменял, контужен был, на медаль Суворова послали. Хоть и малость прижимист: никому не одалживал, не пил, не курил, «боевые» всеми правдами-неправдами выцарапывал и сразу домой отправлял. Вдруг с опером-особистом целая боевая группа приезжает — «засланного духа» вязать. Разобрались: Семён, оказывается, ежемесячными пятью-семью тысячами заделал «рокфеллерами» всё своё семейство. Такое не скроешь: в его «хохлошахтинске» половина населения зубы на полку кладёт. Соседи от зависти «бдительность проявили». Просигналили в местную «беспеку-сигуранцу»: такой-то в Чечню подался — наверняка к боевикам. «Беспековский» же начальник оказался горячим патриотом России:

сообщил коллегам через границу. Те — к брату. Раскрутили… Уволили Семёна. Правда, ротный ему и за последний «грешный» месяц «боевые» выбил. Через месяц ехал другой контрактник через Ростов. В привокзальном кабаке встретил «Семёна» — он на самом деле Лёнькой был. В Чечне Лёнька спиртное на дух не переносил. А тут разливает с бомжами «Великорусскую». Рассказывает: вернулся домой — те же «сусиды» ему с порога: «Гэть, морда бандитская!» Перевёз домочадцев к тестю в Ростов. Стал работу искать… Куда ни придёт — через час в «обезьяннике» оказывается. Ориентировку на «террориста» разослали, а забрать забыли. Или говорят то же, что и на родине. Только на «великом-могучем»… Сидит Лёнька пьяненький, плачет: «Может, и вправду надо было к духам податься? Хоть необидно бы было». Но — что любопытно — добавляет: «Невезучий я. Только с моей шахты двое таким же макаром в российскую армию устроились. Помнишь Генку, царствие ему небесное? Деньги с ним передавал… Так он такой же Генка, как я — Сенька!»