Коллектив авторов - Война после войны

В последний день моего пребывания на Балканах ко мне в белградской церкви Свято-Троице подошла древняя русская старуха: «Господин полковник, передайте привет столице нашей. Поставьте свечу Ксении Блаженной» — «От кого поставить?» — «Ото всех Кузьминых». Может, совпадение?

Эпиграфом к своей книге Владимир Чуров выбрал слова Тимофея Грановского: «Изучение русской истории портит самые лучшие умы»… Или обостряет?

Тузла — город на севере Боснии, страны 10 миллионов «рассеянных» противопехотных мин. Кампания за размещение крупного ооновского заказа на разминирование пришлась как раз на лето 1997 г. То ли в связи с кампанией, то ли принцессы ради… Впрочем, «все вопросы — к мистеру Вэнсу из королевского протокола». 28 июля к трехэтажной гостинице в центре Тузлы прибыл кортеж из пяти или шести «тойот»-полуфургонов. «Господа, Ее высочество возглавляет общественную борьбу с противопехотными минами. Однако проявите понимание… Дорога заняла пять часов…».

Не искушенный в женской моде и стилях, допускаю небрежение к деталям. Энергично, чтобы не сказать ослепительно — для мужских глаз, — в дерзко короткой юбке выскочила ожидаемая уже часа полтора принцесса Ди. Светло-бежевое с еще более светлой отделкой платье с кромкой контрастных пуговиц. Застегнуты — не все. Простите, моралисты, — без чулок и колготок. В правой руке — одноцветная жакетка и совсем не подходящая к случаю театральная белая сумочка с дешевым, почти бижутерным, никелированным значком-застежкой. Очень молодежно… В шнурованных не по сезону то ли кроссовках, то ли туфлях, добавляющих ей еще сантиметров шесть, а может, и восемь. Явно лишние. Высокая, с гордой осанкой (но не скажешь «аршин проглотила»), узкобедрая — то ли затянута в корсет, то ли отродясь с мальчишеской фигурой. Наклонила голову. Не маска — сейчас рассмеется и примкнет к строю невесть кого ожидающих. Чем-то похожа на всех. Никакого аристократизма. Не по-женски далеко протянула ладонь. Перевернутой лодочкой. Бесцветный лак для ногтей. Короткая мальчишеская стрижка. Ни одной морщины и никакого намека на косметику: губы, ресницы, веки абсолютно натуральные. Очень узнаваемый, какой-то классический запах духов. Рукопожатие — жесткой сцепкой. Пальцы нехоленые, нервические, влажные, тут же готовые к следующим пожатиям… Еще полмгновения — глаза в глаза, ответный комплимент — и хочется задержаться и сказать что-нибудь вне протокола. Не расслабляйся — подходят следующие. Вот оно, запримеченное уже давным-давно, — легкий выдох: «Ах…». Пауза. «It’s nice to have you here…».

Обращаться велено: Your Highness — Ваше Высочество. «Королевское» — моветон: о монархии всуе не говорят. Никаких «леди», тем более — «принцесс». Сведущая в светско-протокольных нюансах американка из CNN с иронией о своих неискушенных в герольдии соотечественниках вспоминает: при визите принцессы в США кто-то ее назвал «Ваше величество миссис Спенсер» (мрак!)… Кстати, о правиле «полутора рук» — подходить ближе невежливо. Не чаще одного вопроса в пять минут. Ни намека — вне темы визита. «Вечером будет итоговое сообщение». Какие там папарацци — они, если их не придумали криминалисты, будут через месяц, там — в Париже! А здесь — пять-шесть вышколенных журналистов из королевско-букингемского сопровождения в черных галстуках при 30-градусной жаре. А вообще: пиетета мало. Не по-британски расточительный на эмоции престарелый бывший ливерпульский докер, потом — модный журналист, ошарашен встречей с русским: «Моя мать благоволила Сталину». В подтверждение насвистывает «Союз нерушимый республик свободных…». «В Европе напрасно боготворят леди Ди!» Добавляет что-то хлесткое: «Надоела эта королевская тамогоча».

Это всего лишь встреча с официальными лицами — с «Тузлянско-Подриньским кантоном», с международными представителями, с командованием миротворческих сил. С «приглашением ряда журналистов». «Заметьте — не пресс-конференция. Текст сообщения зачитает мистер Вэнс, ее высочество дополнит, если сочтет необходимым». Сочла. К занудливо-высокопарному тексту («Я приветствую тех, кто занимается практическим выкорчевыванием мин. Это ваша благословенная участь») добавила улыбку. С еще одной демонстрацией коленок садится в фургон. «Ах. До вечера».

Это долгая поездка через линию разделения вчерашних противников, оставивших друг другу миллионы мин. Принцесса не отвечает на предложение выйти и услышать о службе всего многонационального контингента, и российского в том числе… Мистер Вэнс на переднем сидении. «Полковник, не настаивайте с комментариями». Подбегает заинструктированный сержант-десантник. Отдает честь, не понимая, кто перед ним. Пауза — долгая, при неоднократных поворотах головы велеречиво-главенствующёго мистера Вэнса: «Её высочество испытывает скорбь по поводу негуманного минирования». За деревней Пожарнице из полуразрушенного дома выпархивает девчонка в мусульманских шароварах. Из-за нее выглядывает кто-то явно неместный — «невидимая» охрана… Девчонка протягивает замотанного в лилово-синие лоскуты малыша: «Выносила и родила, благодаря Аллаху». Принцесса открывает дверцу, поправляет задравшийся подол, опускает ногу в полугальку-полупесок: «It’s our baby» — «Это наше дитя». Поцелуй в плечико ребенка, сиюсекундный замочек с пальчиками его мамы. Перевернутая лодочка ладошки.

Назад. Время. Протокол. Принцесса сквозь полуопущенное стекло улыбается, протягивает все ту же «лодочку». Мистер Вэнс строго осматривает телекамеры, рекомендует кому-то отойти. Театрально громкое «Хвала лепо!» — спасибо, сувенир — в виде полотенца. Полуминутно-выверенный взгляд принцессы и все то же «Ах…» с долгим, волнующим мужское сердце придыханием. Леди Ди, опаздывая, грациозно кивает. Мистер Вэнс профессионально пожимает и отводит руки.

Через месяц в Париже мистера Вэнса не было…

Тузла, сентябрь 1997 г.

Эти размышления навеяны не только отголосками афганской канонады, будем считать, траурным салютом по генералу армии Валентину Ивановичу Варенникову. Его судьба ещё долго будет побуждать к осмыслению судьбы всей страны. Мы же вспомним генерала таким, каким он был в Афганистане, главной советской войне после Победы в 45-м. Тем более что людей военных оценивает прежде всего война. Эта максима на откровение не претендует, но всецело относится к его Личности — масштабной, цельной, одномерной, символизирующей лучшее из минувшей эпохи.

Он был главным действующим и просто лицом афганской войны, по меньшей мере самым политически облеченным шурави. В некотором роде он был её «Жуковым», а иногда и «Молотовым». Вот — частный пример, памятный мне, тогдашнему майору-переводчику: на советской авиабазе Шинданд оказался, но не смог с неё взлететь ооновец-чилиец, да ещё родственник Пиночета. Никто, включая командарма-40 и советского посла, «разрулить» ситуацию не смог. С Тайванем, Южной Кореей, тем более с чилийской хунтой советская власть решительно «не дружила», что невозмутимо подтвердила и Москва. Варенников взял ответственность на себя — чилиец улетел. Генерал не принимал слепой бюрократизм по здравомыслию комбата Великой Отечественной. Другое дело — насколько он, воспитанный на партийной субординации, был самостоятелен в принятии судьбоносных решений? К этому он, пожалуй, стремился, но перестройка задала другие правила игры. И хотя генерал к тому времени разменял седьмой десяток, о нём, как о будущем министре обороны Советского Союза, говорили не только в Кабуле, но и в Москве.