Юрий Терапиано - Письма Ю. К. Терапиано В. Ф. Маркову (1953–1972)

Ирина Владимировна опять больна. У нее давление 20–22, сердечные припадки, и вообще ей плохо. А как лечить? Нужно бы в санаторию.

Дорогой Владимир Федорович,

Надеюсь, Вы уже вернулись из Вашей поездки в Чикаго 301 . У нас тоже начался «сезон», только все меньше и меньше становится участников.

Как Вы знаете, летом покончил с собой Ю. Одарченко. В. Смоленский сейчас находится в таком ужасном состоянии, что просто в отчаянье можно прийти – отказался от второй операции (понимаю его!) и пьет, но к тому еще – пьет с надрывом, с ненавистью ко всем, все и всех ругает. Это, конечно, от отчаянья. Но жаль, что он так озлобился. А осудить его – язык не поворачивается: «а если б у тебя самого?..»

Ирина Владимировна кое-как держится, здоровье ее все время неважно – то одно, то другое, а мораль – ничего. Я все время «нажимаю» на нее, чтоб писала. Ведь в конечном счете это единственный наш raison d’etre. А при ее таланте – не писать – просто грех.

Иваск был здесь летом, мы с ним виделись, и остались хорошие воспоминания о встрече.

А вот m-me Агуши – была здесь, часто виделись, потом уехала – и ни слова. А как будто совпали во многом и нашли «общий язык».

Меня современные люди часто теперь удивляют. М. б., это признак старости, но подчас просто не понимаю их. Вот и Анстей, например. Как будто культурная, неплохой поэт, а вот как-то деревянно восприняла «Гурилевские романсы» 302 .

Разве она не чувствует, что все очарованье «Гурилевских романсов» именно в «неточности и неясности», что – поставь Вы все точки над «и» – сразу бы очарование рассеялось – а она еще поэт! Но как объяснить, раз она этого не ощущает?!

И при чем «Гайавата»? 303

Как будто бы в метре суть дела?

Да, Вы правы, «в литературе все может быть» – это теперь формула и для отношений между литераторами, и для рецензий.

Вот и моя история с Корвин-Пиотровским, собственно говоря, из чего возникла?

Первое, что мне больше понравились «Гурилевские романсы», чем его поэмы.

Второе – что мне не понравился стиль его рассказов.

А какая вражда и какие упреки!

Впрочем, сейчас эта история как будто ушла в прошлое.

Но остался неприятный осадок.

Мне стали противны всякие «встречи и собрания», перестал на них бывать и сохранил отношения только с немногими. И «вечеров» посещать не хочу, и никаких «антологий» больше!

В связи с юбилеем Толстого перечитываю сейчас его статьи, касающиеся искусства, о Шекспире и т. д. Как неверно судит он о символистах и декадентах, особенно французских, о Бодлере, Верлене, Малларме и т. д.

Имел также столкновение с Адамовичем.

Прислали в «Русскую мысль» брошюру Чернова «Толстой и церковь» 304 – собрание всех высказываний Толстого по этому поводу + 39 глава «Воскресения» и текст отлучения – Синода. И Толстой в лапах дьявола – на росписи в одной церкви.

Я эту брошюру разбранил – нашли время вспоминать такие высказывания Толстого – и процитировал, между прочим, несколько пассажей из 39 главы.

Адамович пришел в ужас 305 : теперь, к юбилею, читатели могут подумать, что… а на самом деле – отношение Толстого к религии сложнее и т. д.

А глава, действительно, настолько полна самого дубового нечувствия, что просто страшно, как Толстой мог это написать, в таком тоне. Но раз такая брошюра издана – как раз к юбилею, – то, мне кажется, нужно об этом сказать…

А так, пока, кроме выхода «Веры» 306 (В. Фигнер – сейчас – о В. Фигнер!), поэмы Анны Присмановой, и выходящей книги Ирины Владимировны «Десять лет» 307 – других новостей нет.

Ирина Николаевна и я шлем наш привет Вашей супруге и Вам.

Ирина Владимировна написала (под именем А. Луганов) статью о «Гурилевских романсах» 308 в «Современнике» Страховского в Канаде.

Дорогой Владимир Федорович,

Бедный Гингер (муж А. Присмановой) говорил, что до сих пор получаются книги и письма для Присмановой, даже поздравления к праздникам… Он очень тяжело переживает потерю жены и утешается религией – Присманова была христианкой.

Одарченко покончил самоубийством: взял в рот трубку от газа и надышался. Его вовремя увидели, повезли в госпиталь и там его «откачали». Он лежал в госпитале больше 2 недель, но умер, т. к. от газа у него сделалось что-то с легкими.

Был он уже немолодым, лет за 60, имел жену, 2-ю, с которой не жил, и дочь (кажется, и сына от первой жены).

У него была наследственная душевная болезнь и алкоголизм; периодически он заболевал нервным расстройством, «сидел» в клинике, затем выходил – и снова через год, а то и раньше, попадал опять в госпиталь.

Мне говорили, будто в госпитале Одарченко жалел, что его спасли, хотел умереть, «т. к. жить невозможно».

«Антологию» в «Гранях» составлял, конечно, не легко.

Самое трудное – «те, кого нельзя выключить», – общая беда всех составителей.

Теперь Тарасова выпустит отдельным томиком «Антологию» под названием «Муза Диаспоры» 309 , с добавками – можно было добавить только 32 стихотворения.

Несмотря на то что поэтов много и есть новые, никто в Америке (в «Новом русском слове») на «Антологию» не откликнулся – видимо, их интересуют только «свои», но и «свои» же есть!

Книги, изданные до войны, «парижан» все исчезли – вероятно, книжники спрятали «для будущей России» впрок, так что сами авторы не имеют зачастую ни одного экземпляра.

У Струве, думаю, есть много, но не всё, он часто отсутствовал из Парижа, особенно в предвоенные годы.

Если смогу чем-либо быть Вам полезен в этой области – мой «архив» к Вашим услугам.

Был вечер Толстого. Говорили Адамович и Степун; Адамович – как всегда – удачно и хорошо о Толстом-писателе и о его личности 310 , Степун же занялся религиозным препирательством с Толстым – получилось «не юбилейно».

Тема о Толстом неисчерпаема и огромна, а юбилей – опаснейшая вещь.

Поэтому я не высказывал своих соображений о Толстом, а просто, с небольшим комментарием, напомнил то, что говорил он – о поэзии, о писателях и т. д. Мало кто из читателей помнил слова Толстого – получилось «ново».

А о религиозном ощущении Толстого у меня возникла одна идея, только очень трудно ее объяснить так, чтобы «поняли» то, как я понимаю. Об этом еще поговорим как-нибудь.

Ваше настроение мне не нравится. «Тупик», в сущности, был и есть всегда, это обязательное условие и в 19, и в 20, и в других веках среди «скучных песен земли», поэтому, как ни трудно, необходимо время от времени слушать внутренне «песню небес», т. е. вспоминать «о том».

И я, и Ирина Владимировна, в сущности, находимся в некоем «Мертвом доме» или в каком-то «кругу» (помните ее стихотворение в «Новом журнале» – «Телевизион шумит в пустынном зале…» 311 ), а в современном «Париже» (русском, литературном) новые люди и каменный век. С огромным трудом, напоминая друг другу – то я – ей, то она – мне, о «звуках небес», стараемся все время держаться в «своей атмосфере». Это не легко – и как-то страшно становится иногда, настолько демонское в людях перевешивает «искру». У Вас – «внешняя среда» и «работа» иные, но лишь по форме, по существу – то же: «мне ложе стелет скука…» 312 .