Валерий Попов - Культовый Питер

С двух сторон от собора расположены две самые знаменитые конные статуи Петербурга. Спустимся наконец с собора, чтобы разглядеть их поближе. С одной стороны, на Сенатской площади, примыкающей к широкой Неве, стоит, зеленый от окиси, Медный всадник. Это памятник Петру Первому, и более гениальной аллегории на тему страна и царь, победитель и побежденный, правитель и народ в мире не существует. Скульптор Фальконе показал Петра I в бронзе, а Пушкин в поэме «Медный всадник» выразил его суть в словах:

С другой стороны громадного Исаакия, на замкнутой им Исаакиевской площади, стоит другой замечательный конный монумент — памятник Николаю I. Общий рисунок памятника создал Монферран, а шестиметровую конную статую царя сделал Клодт. Скульптура выполнена мастерски, и держится она, как и Медный всадник, только на задних ногах коня. Сильный, грациозный наездник в красивой форме кавалергардского полка, на мощной, но укрощенной лошади, безусловно, производит впечатление. Все силы народа и стихий подчинены имперской воле. Конь, олицетворяющий эти силы, управляется твердой рукой, натянувшей узду именно так, чтобы конь не терял огня, но чувствовал руку. Эта идея соразмерности, сбалансированности свободы и власти, нужной для процветания государства, выражена гениально. Памятник полностью соответствует образу Николая I и времени его царствования. Хотя такого порыва, такой мощи, как у Медного всадника, здесь нет. Так и должно быть. Николай I известен как рачитель порядка, регулярности во всем. Четыре барельефа на постаменте отражают наиболее важные эпизоды его царствования. Барельеф «14 декабря 1825 года» посвящен дню восстания декабристов. Николай изображен в окружении верных ему войск передающим в этот тревожный день своего младенца-наследника в протянутые руки преданных ему солдат. Наследник этот — будущий царь-реформатор (столь непохожий во всем на отца) Александр II, убитый народовольцами в 1881 году. Кстати, это единственное в России скульптурное изображение Александра II. Другой барельеф — участие Николая I в подавлении «холерного» бунта простолюдинов на Сенной площади. Слухи о том, что врачи не лечат от холеры, а своими лекарствами отравляют людей, привели к взрыву недовольства и разгрому больниц и убийствам врачей. Николай смело приехал на Сенную, в самую гущу бунта, вышел из коляски — и усмирил всех своим знаменитым страшным взглядом. О взгляде этом ходили легенды. Николай на глазах у всех выпил склянку того самого лекарства. Народ успокоился. Царствование Николая прославилось необыкновенной строгостью. Он одел в мундиры не только военных, но и служащих всех других ведомств. Многое доступное прежде при нем было запрещено. В частности, запрещалось курение на Невском. Время от времени царь проносился по Невскому в своей повозке, и от его взгляда нарушители чуть не падали в обморок. Что удивительно и похоже на легенду — царь имел настолько феноменальную память, что узнавал даже чиновника средней руки, вспоминал его фамилию — и вскоре следовало неотвратимое наказание. Одно время на памятнике Николаю была доска «Русскому храброму воинству от обывателей Большой Морской».

Кроме официальных петербургских мифов по городу ходит и много неофициальных. Вольный городской фольклор высмеивает официальное высокомерие и пышность, у него несколько иной взгляд на историю Петербурга.

Конфликт самодержца Петра и бедного Евгения, погибшего в столкновении с ним, — тема поэмы Пушкина «Медный всадник». Имперские задачи и жизнь простых горожан находятся отнюдь не в полном согласии со времен Петровых до нынешних дней. Помню, в советское время деятельность властей отнюдь не вызывала того восторга, о котором писали газеты. Еще школьником я слышал насмешливые строки, которые часто повторяли гости родителей: «Куда ты скачешь, гордый конь, и где отбросишь ты копыта?» Конфликт государства и личности, увы, неизбежен. Я уже поминал, как в дни трехсотлетия Петербурга, которое принято было считать большим праздником для горожан, в парадную часть города допускались лишь «ВИП-персоны». Как раз в эти дни я ждал плотника, который обещал починить мою сломанную дверь — но в центр, где я живу, его скромную повозку не пропустили, поскольку центр был закрыт. Была гостеприимно открыта лишь моя дверь, причем днем и ночью. Собрав груду фактов подобного рода, я написал статейку «Медный всадник опять победил».

Гораздо больше насмешек досталось Николаю I, который явно подражал Петру, особенно в жестокости, но отнюдь не достиг тех же успехов и кончил свои деяния поражением России в Крымской войне. На следующий день после открытия памятника на сгибе правой конской ноги была повешена доска с намалеванной надписью: «Не догонишь!» Сразу же возникла присказка, которая дожила и до наших дней, — я слышал ее от родителей, гуляя с ними по Исаакиевской площади: «Дурак умного догоняет, да Исаакий мешает!»

За спиной памятника Николаю I Мариинский дворец. Раньше здесь была школа гвардейских прапорщиков, которую закончил Лермонтов. Потом Штакеншнейдер, любимый архитектор Николая I, выстроил на этом месте дворец для царской дочери Марии к ее бракосочетанию с герцогом Лейхтенбергским. Николай бравировал простотой своего быта и в то же время был склонен к возвышенному, многозначительному. Штакеншнейдер это чувствовал и исполнял. Штакеншнейдер был также любимым архитектором знати той поры. Почему-то, особенно во времена правителя-диктатора, пристрастия властителя становятся пристрастиями всех приближенных. У Марии была больная нога. И для того чтобы она могла съезжать в кресле с верхнего до первого этажа, там сделан очень красивый деревянный пандус, сохранившийся до наших дней, и даже мне приходилось по нему подниматься наверх, в петербургскую приемную Сергея Миронова, нашего земляка, теперешнего председателя Совета Федерации. Однако Мария не любила этот дворец. Вкусы Николая I и Штакеншнейдера склонялись как раз к возведению государственных зданий, а не уютных домов для жилья. К тому же Мария была недовольна тем, что памятник по отношению к дворцу «непочтительно повернут». С 1884 года здесь поселилась Государственная дума, и поза царя по отношению к Думе тоже не раз вызывала комментарии. С тех пор там живут только государственные учреждения.