Юлий Буркин - Осколки неба, или Подлинная история “Битлз”

Вскоре Джон вновь посетил галлерею «Индика» и стал спонсором выставки. А к новому переизданию «Грейпфрута» он написал предисловие: «Разрешите представить: Йоко Оно. Джон Леннон».

«Битлз» снова засели в студии. Пол и Джон сочинили каждый по песне, посвященной детству. Работа шла неимоверно трудно. «Strаwberry Fields Forever» [93]Джона записывалась с двадцать четвертого ноября по второе января. Было сделано десятки дублей, с каждым добавлялись все новые инструменты и студийные эффекты. В конце концов Джон заявил Мартину, что ему нравятся первый и последний дубли. «Соедини их как-нибудь, и все будет в порядке. Хватит уже мучаться…», – распорядился он и ушел.

Эти дубли были записаны на разных скоростях и в разных тональностях. Джордж Мартин с помощником провозились целый день, делая невозможное: они ускорили одну запись, замедлили другую и стыковали пленки прямо посередине фразы. Трудно представить, чтобы в итоге подобной операции вышло что-нибудь путнее.

Песня Пола «Пенни Лейн» [94]записывалась параллельно, примерно в то же время. Если Джон мрачновато шутил – «Земляничными полянами» назывался сиротский приют рядом с домом его детства, – то Пол сделал все, чтобы передать радостную эйфорию от «голубого неба пригорода над крышей торгового центра…» и даже ввел в песню мажорное соло на трубе-пикколо.

Сроки поджимали, и Брайан, подгоняемый руководством «E.M.I.» настоял, чтобы обе они были выпущены на сингле… Который, само собой, возглавил и британский, и американский хит-парады…

Пол и Джон не особенно расстроились от необходимости выпустить этот сингл и даже поддержали идею не включать те же песни и в очередной альбом. К тому моменту они окончательно утвердились в высказанной когда-то идее записать такую пластинку, которая не станет сборником песен, а вся, от начала до конца, будет подчинена некоей единой концепции.

– Представьте себе, – объяснял Пол в курилке, – что мы – никакие не «Битлз», а кто-то совсем другие…

– Кто? – не понимал Ринго.

– Ну… ну…

– Клубный оркестр, – предложил Джон. – С дудками и прибаутками.

– Вот! – обрадовался Пол. – И пусть народ рукоплещет, и между песнями – никаких пауз… Клуб!

– «…одиноких сердец»? – отрешенно добавил Джордж.

– Сержанта Пеппера, – раздался голос из кабинки туалета. Мэл Эванс вышел, застегивая ширинку. – Был такой духовой оркестр в Лос-Анджелесе. Мне отец рассказывал.

– Как зовут Эйнштейна? – неожиданно спросил Мэла Джон.

– Эпштейна?

– ЭЙНштейна, дурак! Физика.

– А я откуда знаю? – пожал плечами Мэл.

– Зайди-ка обратно в сортир! – приказал Джон. Мэл послушался. – Как зовут Эйнштейна?

– Альберт, – раздалось из кабинки.

– О! – поднял палец Джон. – Работает!.. – он победно оглядел остальных. – Про что будет альбом?

– Про всё, – отозвался Мел.

– Типичный сортирный гений, – нашел определение удивительному явлению Джон. – Всё. Выходи. Дальше мы уж сами.

В этом альбоме им удалось воплотить все свои задумки, без исключения, в том числе и самые невероятные. Джон сочинил обещанную Джулиану песню о Люси с калейдоскопическими глазами. Фонограмму с партией уникального парового органа каллиопа, к песне «Being For The Benefit Of Mr. Kite» [95], он и Мартин изрезали на мелкие кусочки, а затем склеили их в произвольном порядке и задом наперед. Таких звуков не способен издать ни один существующий инструмент.

Пол написал печальную и словно неземную балладу – специально для появившихся и входивших в моду хиппи, о девушке сбежавшей из благополучного дома родителей к любимому парню. Он наконец-то записал фокстрот «When I'm Sixty Four» [96], сочиненный лет десять назад, но все эти годы не вписывавшийся в портрет «Битлз».

А для своей любимой староанглийской овчарки Марты в конце диска он поместил сигнал частотой двадцать тысяч герц, не воспринимаемый ухом человека, но отлично слышимый собаками.

На запись песни «В тебе и без тебя» [98], Джордж пригласил двух приятелей из «Ассоциации индийской музыки». Один играл на табле, а другой на дилурбе. Уроки Рави Шанкара не прошли даром, и сам Джордж играл на ситаре.

Тягучая, заунывная мелодия выводила Мартина из себя.

– Хитом она, точно, не станет, – ворчал он. – Мало того, что музыка нудная, непонятно даже, про что ты поешь…

– Чего тут непонятного? – пожал плечами Джордж. – Про тебя.

– Про меня? – изумился Мартин. – А, вообще-то, это может быть интересно, – неожиданно изменил он свое мнение. – Только, давай, сделаем в середине небольшую оркестровочку.

– Да ну, – засомневался Джордж. – Тогда это будет уже не совсем индийская песня.

В павильон заглянули Пол, Джон и Ринго. Пол сразу же вмешался в разговор:

– Сделаем, сделаем. Ты пиши, как хочешь, а мы потом сделаем, – он подмигнул Мартину.

– Как знаете, – махнул рукой Джордж.

Заунывная музыка зазвучала снова, и он затянул белый стих:

Джон и Ринго с перекошенными физиономиями вышли покурить, а Пол засел в операторской и, пытаясь сделать вокал Джорджа хоть чуть повеселей, то показывал ему в окошко средний палец, то гримасничал или ставил рожки Мартину… Но, в конце концов, заслушался и даже стал тихонько подпевать:

В это время Джон в курилке втолковывал Ринго:

– А знаешь, кто в этом альбоме главный?

– Кто?

– Ты.

– Да ну, – не поверил Ринго, – с чего это вдруг?

– А с того, что мы напишем для тебя песню самого главного персонажа.

– А почему для меня?

– Потому что все привыкли, что «Битлз» – это я или Пол, но мы же решили в этот раз делать все не так, как у «Битлз».

– Тогда пишите быстрее, пока я не испугался…

Эту песню они назвали «Если друзья мне чуть-чуть помогут» [101]. На записи помощь заключалась в подпевках.

– Что у вас со слухом! – в сотый раз за день орал на них Ринго. – Слушайте, как надо! – Он прохрипел какую-то нестройную мелодию. – Поняли?! Ну-ка, Джордж, повтори!

Джордж повторил его хрип с доскональной точностью.

– Певец, – презрительно поморщился Ринго. – Лабертина Ларетти! Дай-ка сюда гитару!

– Во дает, – шепнул Пол на ухо Джону, – не на шутку разошелся…

Ринго подергал струны и отдал гитару Полу: