Гектор Макдональд - Правда

Пока Китай вел Вторую опиумную войну, трудным положением соседа воспользовалась Россия. Под угрозой вторжения она вынудила Китай подписать Айгунский договор [8], по которому Китай отдал немалую часть территории. Внутри страны тем временем разгоралась гражданская война, впоследствии названная Тайпинским восстанием. Как считается, она унесла 20 млн жизней.

Затем последовали другие войны и вторжения, приведшие к бедственным годам японского владычества. Первая Японо-китайская война велась за обладание Кореей, бывшей тогда вассалом Китая. Япония одержала решительную победу и позже захватила всю Корею и остров Формозу (Тайвань).

В последующие годы Япония наращивала влияние в Манчжурии (северо-восточном Китае) и наконец в 1931 г. оккупировала ее. Вторая Японо-китайская война началась в 1937 г. с захвата японской армией Пекина, Шанхая и Нанкина. После нескольких месяцев кровопролитных боев за каждый дом Национально-революционной армии Китая пришлось оставить Шанхай. Эта грандиозная битва стоила Китаю 200 000 жизней, а через несколько недель случилась Нанкинская резня, когда оккупанты уничтожили, по разным оценкам, от 50 000 до 300 000 мирных жителей.

Это было поистине кошмарное столетие для Китая. И кто-то может подумать, что гордый, идущий на подъем народ предпочел бы спрятать в тень самые горькие моменты своей истории. Однако правительство КНР особо позаботилось о том, чтобы каждая деталь этого столетия была выжжена в сознании нации. К развалинам Летнего дворца постоянно подкатывают автобусы с китайцами, приехавшими по программе патриотического образования, чтобы увидеть свидетельства британско-французского варварства. А мемориал жертвам резни — самое посещаемое туристами место в Нанкине.

Есть мнение, что коммунистическое правительство КНР решило растравить эти страшные исторические раны после бойни на площади Тяньаньмэнь в 1989 г. с целью внушить народу, будто только жесткий авторитарный режим может предотвратить подобные удары извне. Но китайские лидеры говорят о «веке унижения» с 1920-х гг. Историк Джулия Лавл считает, что Китай сделал из Опиумных войн исторический миф, изображающий китайцев — одну из величайших наций в истории — в роли жертвы.

Но главная цель, с которой правительство подпитывает это горькое негодование, — мотивация. Причиной длинной последовательности унижений сейчас называют неспособность имперского Китая угнаться за техническим прогрессом на Западе. Следовательно, никакого отставания больше не должно быть. Таким образом китайцев мотивируют строить, развиваться, изобретать, быть лучшими.

Что определяет индивидуальность человека, компании или народа? Наверное, культура, характер, ценности и способности. Но все это зависит от прошлого. Мы видим себя добрыми, сильными или решительными исходя из какого-то понимания своего — личного или коллективного — прошлого. Целые государства, такие как Израиль, Италия или Германия, выстроены на фундаменте из выборочно вспоминаемых событий, случившихся на памяти ушедших поколений. «Мы углубляемся в прошлое, чтобы вынести оттуда мифы о сотворении нашего племени или нации, — замечает писательница Хилари Мэнтел. — И мы строим их на славе или на гневе, но редко — на бесстрастных фактах» 18.

История формирует идентичность, и люди, компании и народы действуют согласно приобретенной идентичности. «Мы созданы нашей историей», — сказал Мартин Лютер Кинг. Именно поэтому у Джорджа Оруэлла в «1984» правительство Океании тратит столько сил на переписывание истории. Все, что мы делаем, обусловлено (хотя бы отчасти) нашим пониманием прошлого.

Прошлого, которое можно переписывать до бесконечности.

● Подбирайте подходящие события и достижения из прошлого для формирования идентичности компании.

● Вспоминайте успешные действия и удачи из прошлого, чтобы мотивировать людей к действию сегодня.

Но остерегайтесь

● Манипуляторов, которые замалчивают крупные и важные события прошлого, чтобы не краснеть самим или ослабить позицию оппонента.

● Манипуляторов, которые обращаются к крайне выборочным событиям прошлого, чтобы призывать к насилию, дискриминации и этническим конфликтам.

Представьте, что вас раздели до белья и бросили в озеро. Вы не имеете понятия, в какой точке мира оказались, и, выбравшись из последних сил на берег, не замечаете вокруг никаких признаков человеческого жилья или возделанной земли. Похоже, вы в полнейшей глуши.

Пугает?

Нет, если вы женщина-астронавт из фильма «Гравитация», чудом вернувшаяся на Землю после изоляции в космосе, где ей неминуемо предстояло погибнуть: задохнуться, сгореть или разбиться. Драматургическое мастерство создателей фильма таково, что, видя, как Сандра Баллок выползает на этот дикий берег и лежит без сил, впившись пальцами в мокрый песок, мы радуемся и не сомневаемся, что все ее беды позади. Она дышит свежим воздухом! Она на твердой земле!

Но ровно та же самая сцена может быть тревожным началом триллера о выживании. Женщина в лесу без пищи, без карты, без обуви, без спичек, без телефона, без знания дикой природы пытается добраться до цивилизации. Незавидная перспектива. Но мы знаем, насколько хуже было ее положение еще недавно, мы понимаем, что NASA пошлет людей на ее поиски, и видим в этой сцене счастливый конец.

Наше восприятие действительности целиком зависит от контекста. Я работал с компаниями, которые искренне ликовали, закончив год с несколькими миллионами убытка, — потому что в прежние годы было гораздо хуже. Скромный подарок от ребенка будет много ценнее, чем тот же предмет, подаренный состоятельным взрослым. Вкус холодного пива будет другим после долгого жаркого дня, проведенного за физической работой. Лидер лейбористов Джереми Корбин заявил, что его партия «выиграла» всеобщие выборы 2017 г., хотя в парламенте ей досталось на 56 мест меньше, чем консерваторам, лишь потому, что все ожидали гораздо большего успеха Терезы Мэй. Контекст меняет смысл.

Контекст — часть сложного мира, который мы пытаемся постичь. Легко сказать, что нужно знать контекст любых оцениваемых поступков и событий, но труднее сказать, который из контекстов уместнее или важнее. Рассказ, услышанный в одном контексте, создаст совсем иное впечатление, чем тот же рассказ в другом. Выбор того, какие контексты подсветить, а какие задвинуть в тень, — важнейшая часть формирования реальности.