Сергей Брилёв - Разведка. «Нелегалы» наоборот

Значит, всё сходится! И… не сходится! В конце концов, в досье, заведённом на Круйта-отца в SOE по прибытии в Британию в 1942 г., было ведь написано, что он «слишком честный, чтобы быть шпионом» [779]. И был он не офицер РККА или НКВД, а… голландский пастор!

Сравнив рассекреченные материалы из Лондона, Амстердама и Брюсселя с тем, что мы теперь нашли на пастора и его сына в архиве Коммунистического Интернационала в Москве, мы полагаем, что сможем добавить в эту историю много новых штрихов. Будут хитрости. Будут и те самые очевидности. Или не очевидности?

Конечно же, и российскому, и британскому соавторам хотелось бы рассчитывать на то, что читатели нашей книги относятся к тем старомодным педантичным потребителям печатной продукции, что «идут» по книге последовательно: от главы к главе. Однако мы прекрасно понимаем, что времена сменились, пришла эпоха чтения в том числе “on demand” , «по требованию». То есть кто-то из наших читателей нетерпеливо перелистывал страницы в поисках того, что, что интересно именно ей или ему.

Честно говоря, для таких читателей мы приготовили один «капкан». На самом деле в этой заключительной главе нашей нынешней книги вы ничегошеньки не поймёте, если сначала не вернётесь к концу главы про операцию «Сотерн».

Перечитали?

Продолжим.

«Барсак» – операция по высадке 21 июня 1942 г. в Нидерландах того самого человека, кто потом только чудом избежал ареста, придя к Бруно Кюну в момент, когда к тому нагрянуло гестапо. В Британии его поначалу знали по имени из предъявленного им серпасто-молоткастого советского паспорта («Николай Кравец» [780]). Ещё, как мы уже отметили, в Британии отметили имевшуюся у него, как считали англичане, свойственную русским рабочим советскую манеру ходить «вразвалочку» (кстати, возможно, не хуже было бы определение «бочком»).

На самом деле то был 25-летний голландец Нико Круйт. До войны – действительно советский рабочий. Любопытно, кстати, что в материалах РГАСПИ он проходит как просто «столяр» [781], а из голландских источников известно, что, в частности, он в Москве изготовлял бильярдные шары [782]. Деталь настолько конкретная, что явно правдоподобна. Из его характеристики в архиве Коминтерна мы также помним, что к работе он относился хорошо, но в общественной жизни участия не принимал, и его начальству даже никак не удавалось прояснить для себя его «пребывание в комсомоле» [783], в котором в советские годы, как хорошо помнит российский соавтор, не числились разве только отъявленные маргиналы.

При этом мы обратили внимание и на другие странности-несуразности биографии Нико Круйта. Согласно характеристике, он был вроде как аполитичен. Но согласно закрытой анкете Коминтерна он членствовал даже не в комсомоле, а во взрослой коммунистической партии (и ещё с 1932 г.). [784] Парадокс на парадоксе! Больше ни одного такого участника операции «Ледоруб» мы не выявили.

Операция «Бургундское» – последовавшая через три дня после «Барсака», 24 июня 1942 г., переброска из Англии в Бельгию отца этого молодого человека (единственная такая операция по заброске пары сын-отец в рамках схемы «Ледоруб», а, возможно, и всей истории разведки-саботажа-диверсий в годы Второй мировой). До этого в Британию его отец приехал под именем «фон Крумин» [785]. На самом деле – Ион Вильям Круйт. Возможно, мы не обладаем всей полнотой информации, но, кажется, Круйт-старший – самый возрастной парашютист не только операции «Ледоруб», но опять же и всей войны.

Донал О’Салливан считает, что отец и сын Круйты – те самые единственные, кого из участников операции «Ледоруб» мельком, но упоминает в своём дневнике глава московской миссии связи SOE Хилл: «Человек с Волги и его второй номер, которым позже в этом году предстоит быть отправленными в Англию и парашютированными в Бельгию» [786]. Но как мы уже с вами поняли, были они никакие не волжане (хотя и прошли подготовительные разведкурсы в Куйбышеве), в Бельгию парашютирован был только старший, а младший доставлен в Нидерланды. Почему такие парадоксы и противоречия?

…Один из главных символов Лондона – величественный купольный собор Святого Павла, построенный архитектором Реном в стиле английское барокко.

Один из главных для британцев визуальных символов Второй мировой войны – фотографии этого собора после немецких бомбёжек в декабре 1940 г. Всё вокруг горит или догорает, а собор стоит себе целёхонький.

Неожиданный вопрос: кто же в этот собор и в войну ходил на экскурсии? Круйт-старший, «фон Крумин»! Стоило ему в 1942 г. приехать в Лондон из Советского Союза и получить от SOE удостоверение личности на имя швейцарца Jean Philippe Cаstaigne [787], как, получив тем самым свободу передвижения, он попросил всенепременно сводить себя к дантисту (у него был сломан резец в верхней челюсти [788]) и – в церковь. Визит в собор Святого Павла запротоколирован [789].

Что конкретно делал там наш герой? Одна из «фирменных» особенностей собора – расположенная под куполом так называемая «шепчущая галерея». Это место очень любят туристы: там можно испытать редкий акустический феномен: шёпот распространяется вдоль округлой стены, слышен тому, кто стоит от тебя на диаметрально противоположной стороне круга-овала. Однако в материалах SOE вполне определённо указано, что «фон Крумин» ходил в церковь не только шептаться, но и молиться [790].

Так он и был пастор! А ещё – пацифист. То есть он был совсем как пастор Шлаг из романа и сериала «Семнадцать мгновений весны» (а по ходу написания этой книги и британский соавтор понял, насколько же много ассоциаций породили эти произведения). Сегодня, когда автор «Семнадцати мгновений» Юлиан Семёнов уже давно ушёл из жизни, нам не у кого узнать, имел ли он в виду именно пастора Круйта как прототипа. Как бы то ни было, история реального пастора будет покруче киношного.

Пастор Круйт – отнюдь не единственный священник, оказавшийся в поле зрения ВЧК-ГПУ-НКВД не как жертва репрессий, а как участник спецопераций.

Понятно, что у российского читателя действительно первым делом всплывает образ пастора Шлага из культовых «Семнадцати мгновений весны». Воплотивший его кинообраз актёр Ростислав Плятт говорил в интервью «Литературной газете», что играл «честного немца, одного из тех людей, которые строят сегодняшнюю Германию» [791]. Про сегодняшнюю такую другую и разную Германию – как-нибудь отдельно. Но вот ещё в начале 1970-х гг. режиссёр-постановщик «Семнадцати мгновений весны» Татьяна Лиознова наделила пастора Шлага чертами священников сразу нескольких и разных ветвей западного христианства. Например, в 4-й серии фильма Шлаг – в долгополом сюртуке с белым воротничком и брюках. То есть пастор- протестант . Но в той же серии на обложке следственной папки написано: «Дело на Шлага Фрица католического священника» [792]. Похоже, это не ляп. Похоже, это сознательное смешение. Почему? Потому что у Шлага было действительно несколько прообразов.