Сергей Брилёв - Разведка. «Нелегалы» наоборот

Сейчас трудно сказать, было это следствием разговоров Круйта с Вейнкоопом или общей радикализации тогдашней политической жизни в Европе, но пастор начал стремительный дрейф влево. Он даже стал проталкивать идею о том, чтобы его BCS вошла в Коминтерн.

Похоже, однопартийцы Круйта оставались всё-таки людьми богобоязненными, и эта его «паства» на переход в Интернационал с коммунистами не соглашалась. Удивляться этому не приходится: из России, где коммунисты приступили к практическому осуществлению своих теорий, как раз стали приходить новости о гонениях на Церковь.

Именно сюжет о членстве-нечленстве голландских христианских социалиствов в Коммунистическом Интернационале стал одним из первых, зафиксированных в деле, которое на голландца Круйта завели и в… британской службе безопасности, изучая вопросы о денежных переводах в Нидерланды из Коминтерна [809]. Да, да, ещё с начала 1920-х гг. Круйт оказался в Лондоне в фокусе МИ-5. Не так давно его личное дело было рассекречено. И эти пожелтевшие от времени листы с записями ещё от руки, конечно, весьма обогащают наши знания и о передвижениях этого человека по бурлившей тогда Европе разваливающихся империй, и о логике межгосударственной борьбы, к которой в этот момент, как никогда, добавилось идеологического.

Например, в деле МИ-5 содержится доклад в Лондон из норвежской Христиании (ныне Осло) о том, что сам Круйт всё-таки предпринял сближение с Коминтерном – пусть и в личном качестве. А именно: зафиксировано, что Круйт направлялся «через Трондхейм в сторону берега Мурмана» (то есть в Заполярную Россию) с тем, чтобы попасть на Второй конгресс Коммунистического Интернационала» [810]. Маршрут логичный: конгресс прошёл в августе 1920 г. в Петрограде, добраться до которого через Мурманск было проще.

К тому же летом 1920 г. тем, кто ехал в Россию с Запада, нужно было огибать советско-польский фронт.

Удивительно, но в справке о Круйте, составленной в самом Коминтерне, его приезд на Второй конгресс в Петроград не упоминается (хотя, как мы покажем, в России есть документальное свидетельство его пребывания в тот период в стране как таковой).

Зато в документе ИККИ записано, что Круйт «был приглашен в качестве гостя на конгресс Коминтерна 1921 года» [811], то есть, получается, на Третий конгресс. В скобках заметим, что Круйт назван лишь «гостем» этого мероприятия, и это странно. Дело в том, что Третий конгресс прошёл в Москве в июне-июле 1921 г., а ещё в апреле того года его BCS пошла на самороспуск [812]. Сам Круйт в том году стал членом голландской компартии. То есть, по идее, на Третьем конгрессе Коминтерна он был уже совсем своим и, по крайней мере, в голландской делегации должен был обладать статусом делегата с минимум совещательным голосом. Не будем, впрочем, забывать, что в тогдашнем мире ещё только как о фантастике писали о «большом брате» – в том смысле, что было ещё очень далеко до всеобщей регистрации всего и вся.

Как бы то ни было, во-первых, даже и из аналоговых источников (и британских, и российских) выходит, что Круйт посетил два из первых трёх конгрессов Коминтерна – что, конечно, весьма впечатляюще. Больше того, по данным, которыми оперирует Донал О’Салливан, ссылаясь на материалы, посвященные Круйту в голландских СМИ, пастор побывал и на Учредительном сборе «всемирной коммунистической партии» в марте 1919 г. [813]

При этом эта версия сопровождается, как кажется, весьма конкретными, а оттого ещё более убедительными подробностями: что «итальянские делегаты выразили изумление самой постановке вопроса о «христианском социализме», что «[один из представителей РКП(б) в Коминтерне] Карл Радек высмеял BCS как организацию попов», что «единственными, кто понял политические идеи Круйта», были советский нарком просвещения Анатолий Луначарский (эрудит и человек тонкой душевной организации), Жюль Эмбер-Дро (кто скоро станет одной из звёзд Коминтерна) и Павел Бирюков. В последнем случае речь вообще-то идёт не о коммунисте, а о биографе Льва Толстого. Как он оказался в орбите Коминтерна? Про это поговорим ещё отдельно. Пока же заметим, что, согласно голландским источникам, на конгрессе Коминтерна пастор Круйт познакомился ещё и с самим вождём, с Владимиром Ульяновым (Лениным) [814].

С одной стороны, всё сходится. Вот и приехав в 1942 г. в Англию и общаясь с офицерами SOE, Круйт упоминал своё знакомство с Лениным [815]. С другой стороны, известно, что когда Круйт стал на конгрессе Коминтерна выяснять для себя вопрос о совместимости идей коммунизма и «толстовства», то сам ли Ленин или Бирюков предложили ему съездить в имение Толстого в Ясной Поляне. В голландских публикациях отмечается, что там его приняла дочь писателя Александра Львовна Толстая, которая уверила его, что большевики не тронули усадьбу. Выходит, что именно после этого разговора пастор убедился в том, что дело Толстого живо, и вернулся в Голландию совершенно окрылённым [816]. И вот здесь – нестыковка. И ладно бы только идеологическая.

По причинам, которые объясним позже, мы зададим на первый взгляд умозрительный вопрос. В кулуарах какого всё-таки по счёту конгресса Коминтерна принималось решение о поездке Круйта в Ясную Пояну?

Итак, мы имеем дело с отрадным для любого человека желанием посетить усадьбу, где были написаны «Война и мир» и «Анна Каренина». Больше того, мы имеем ситуацию, при которой речь идёт о завидном индивидуальном туре. Экскурсант – идеологизированный интурист, похоже, ещё больше, чем литературным, интересующийся политико-философским наследием великого русского писателя. Организаторы тура – то ли глава революционного правительства страны-хозяйки (Ленин), то ли биограф Толстого (Бирюков) [817]. Принимающая сторона – трепетная хранительница наследия гения в лице его дочери.

Что же нас смущает?

По идее, почему бы Круйту было и не посетить Ясную Поляну в 1919 г.? Конечно, музея там ещё не было, но усадьба – стояла. Смущает нас то, что про возможную поездку Круйта в советскую Россию в 1919 г. голландские исследователи приводят ещё и ту деталь, что пастор-депутат тогда добрался даже до Саратова на Волге [818]. Вроде бы такая конкретика должна только подтверждать корректность рассказа. Но именно что «вроде бы».

Проблема состоит в том, что весной 1919 г. именно через Поволжье на большевиков наступали армии адмирала Колчака. Местом его соединения с генералом Деникиным, который наступал с Юга, рассматривался как раз Саратов. В самом Саратове, оказавшемся на критически важном перекрестке, в тот год прошли репрессии против тех, кого через двадцать лет в Испании окрестят «пятой колонной»: против духовенства. Отправка туда (в Саратов) и тогда (в 1919 г.) иностранного христианского социалиста-пастора, которого ещё только предстояло убедить в совместимости коммунизма и толстовства, представляется всё-таки весьма сомнительной.