Сергей Брилёв - Разведка. «Нелегалы» наоборот

Если паломничество пастора-пацифиста Круйта в Ясную Поляну действительно пришлось на, как мы считаем, 1921 г., то осознавал ли он, что Ленин благословил его на эту поездку по причинам, имевшим к самому Круйту только весьма опосредованное отношение? Кстати, интересно, что ему в 1920 г. объяснили по поводу отсутствия Александры Львовны. Осознавал ли пастор, что осуществляет разворот от христианского социализма к воинствующим атеистам-большевикам, явно неправильно считав реалии и явно не ориентируясь во внутрироссийской политической конъюнктуре? Боимся, что нет…

Между тем Круйт проникся. Известно, например, что когда он в тот период вернулся из поездки в советскую Россию и на митинге в Нидерландах его спросили, как в этой новой России обстоят дела со здравоохранением, то он ответил, что «в коммунистическом обществе нет больных»… [821] На родине в Голландии его обозвали в том числе «толстовским фиговым листком на коммунистическом терроре» [822]. Но он явно считал, что узрел правильный путь.

Чуть позже Круйт, этот вчерашний пацифист, признает допустимость и целесообразность и некоторого насилия. Ну, ведь для благого дела…

Когда Круйт переехал в СССР на постоянное место жительства на 1935–1942 гг., то, по идее, вполне мог решить вновь посетить Ясную Поляну. А почему бы и нет? Там ведь так красиво и покойно. Да и из Москвы рукой подать.

Только никакой дочери писателя Круйт там бы уже опять не застал: в 1929 г. Александра Львовна Толстая была вынуждена эмигрировать, столкнувшись с тем, что её и большевиков представления о прекрасном всё-таки здорово отличались [823]. В советский период её имя в печати почти не упоминалось…

В личном деле Круйта-отца в Коминтерне зафиксировано, что в 1921 г. он «был исключен от церкви за революционную деятельность» [824]. Конечно, выражение «исключён из церкви» сразу выдаёт в автора такого словосочетания истого советского партийца, привыкшего к обороту «исключен из партии». Но суть дела он передал правильно. Тем более, что в том же 1921 г. Круйт сменил веру во всех смыслах: перешёл ещё и в компартию и даже значился четвертым номером в её списке на выборах в нижнюю палату парламента Нидерландов 1922 г. Но – проиграл (выборы).

Итак, «божьим агнцем» он быть перестал. Во всех смыслах: вот и в парламент не попал. Кем же он был, отойдя от Церкви, но перестав быть и депутатом?

Довоенный голландский паспорт Круйта (архив СВР)

В досье на Круйта, которое завели в SOE, говорится, что сопровождавшим его британским офицерам он поведал о своём личном знакомстве в межвоенный период не только с Владимиром Лениным, но и с индийцем Джавахарлалом Неру [825]. Между тем про лидера Индийского национального конгресса, кажется, точно известно, что в Москве он оказался только в 1927 г., когда приезжал на десятилетие прихода к власти большевиков. Но вот Круйта в том году в Москве не было: и по британским сведениям, и по советским источникам, в следующий раз он приехал в СССР только в 1929 г. [826] К тому же из его личного дела в Коминтерне следует, что, приехав изучать опыт первой пятилетки, отправился Круйт не в Москву, а на Украину и Кавказ [827]. Значит, с Неру Круйт встречался где-то вне Советского Союза, что косвенно доказывает, что он, бывший депутат, ещё как держал руку на пульсе европейской политической жизни. Держал! И действовал на самых разных политических площадках.

Наиболее полно его межвоенный послужной список приведён в его личном деле из архива Коминтерна. Начинаем читать:

«КРУЙТ Ион Германович. Родился 8 сентября 1877 г. в Амстердаме. Член КП Голландии с 1921 г. Член КП Германии с 1922 г. [828] [В том же году] переехал в Берлин и до 1930 г. являлся членом Исполкома Межрабпома» [829]. На этом месте сделаем паузу между цитатами из документов, чтобы объяснить: «Межрабпом» – это «Международная рабочая помощь», “Internationale Arbeiter Hilfe”. Перейдем вновь к справке из РГАСПИ: «1926 [Круйт] работал в Голландии для международного пролетарского единства и в бюро «Лига против империализма» («Антиимпериалитическся лига»); 1928–29 руководил в Париже изданием французского иллюстрированного журнала “Ное Регарде”» [830].

Досье в TNA к этому добавляет, что по состоянию на 27 августа 1928 г. Круйт также возглавил отделение Межрабпома в Берлине, а также был «техническим советником» нидерландской организации «Новая Россия» [831].

Но в британских документах есть и кое-что поинтерснее.

Если прочесть то заключение в досье на Круйта в МИ-5, где говорится, что его домашние адреса в Нидерландах и Франции использовались для коминтерновской корреспонденции [832], то перед нами уже точно предстаёт никакой не наивняк (каким он, может, и был до этого), а вполне состоявшийся идеологический борец и связник . Преувеличение? Ну, с одной стороны, всегда можно сказать, что он был лишь пассивным «почтовым ящиком»: получи, передай. Однако почитаем дальше.

В конце справки кадровиков Коминтерна о его довоенной деятельности за пределами СССР читаем ещё вот что: «1930–1935 – работал в Торгпредстве СССР в Берлине; 1935 – арест гестапо и после непродолжительного заточения временно освобожден; октябрь 1935 приехал в С[оветский] С[оюз] с согласия партии через Торгпредство» [833]. Разве пассивных передатчиков корреспонденции арестовывают? За ними, по идее, лишь следят. Почему же был ещё и арест?

Вынужден ли бы он покинуть Германию только как коммунист или ещё и как разведчик ? Французский исследователь Гийом Буржуа обращает особое внимание на то, что работа Круйта-старшего в берлинских структурах Коминтерна и в торгпредстве СССР в 1920– 30-е гг. приходится как раз на тот период, когда через эти организации к работе на советскую разведку были привлечены такие знаковые фигуры, как Анри Робинсон (будущий соратник Леопольда Треппера по «Красной капелле») и Шандор Радо (будущий руководитель резидентуры советской разведки в Швейцарии) [834]. Начальника же Круйта по Межрабпому, Вилли Мюрценберга, некоторые источники называют не иначе, как «не агентом, но добровольным нанимателем для НКВД» [835].

А сам Круйт? Он за этим только пассивно наблюдал? Ответим так: мы можем совершенно точно утверждать, что в подпольной работе он безусловно участвовал. В изученных нами материалах РГАСПИ читаем: «Во время нелегального периода КП Германии доставлял для нелегальной прессы заграничный материал, который сам переводил» [836]. Это более чем активная работа.