Сергей Брилёв - Разведка. «Нелегалы» наоборот

В принципе, может показаться, что, заполняя анкету в ИМЛ и так осторожничая, Круйт-старший исходил из приобретённого в СССР знания, что лучше не рисковать с какой-то не стандартной информацией вроде своего непролетарского происхождения и не очень-то народного образования. Но ведь кому надо всё про него знали и так: всё это было на него у тех специальных кадровиков, которые заводили личные дела не в невинных библиотеках, а в тех учреждениях, где в ходу грифы «Секретно» и «Совершенно секретно» (такие грифы типографским образом печатали, например, на папках ИККИ). Вопрос: не они ли, эти специальные кадровики, посоветовали Круйту заполнить анкету в ИМЛ максимально лаконично, ибо библиотечному начальству просто не нужны были лишние знания о человеке, который пересиживал лингвистом, а на самом деле был в резерве ? А как мы выяснили ещё в предисловии к этой книге, до поры до времени именно из резерва, из «пула» Коминтерна кадры себе набирали советские спецслужбы.

Не слишком ли мы накрутили? До сих пор у всех, кто писал о Круйте на Западе, вообще-то не было сомнений в том, что он был эдаким идеалистом и где-то даже простофилей. Мы же, по сути, предположили, что он мог быть если не матёрым разведчиком в так называемой «глубокой зашифровке», то опытным связником и подпольщиком. Оставим сейчас эти наши теории-предположения-допущения. Перейдём к тому, что какими бы радикальными взглядами ни проникся Круйт при эпизодических наездах в советскую Россию, та система, с которой он стал сталкиваться в ежедневном режиме, переехав в Советский Союз на постоянное место жительства, не могла не изменить некоторые его привычки.

Первый пример – из той же анкеты из ИМЛ. Заполнил он её своеобразно и в том смысле, что ответил на минимум один вопрос, которого в анкете… не было. На самом деле мы уже видели один такой случай: когда австриец Антон Барак инициативно вставил в автобиографию фразу о том, что «никто из моих родственников не служит в полиции» [857], явно страхуя себя от тех проблем, с которыми, не заявив о своём дяде-полицейском, столкнулась его соотечественница Хильда Вагнер (ту, как мы помним, исключили из коминтерновского университета за сокрытие деталей биографии, относившихся даже к её детству) [858]. Вот и Круйт-старший «вдруг» сам называет себя в анкете обладателем печатной машинки: «Имею машинку и могу записывать свои переводы» [859]. Зачем он об этом написал?

Дело в том, что, как помнят российские читатели постарше, вплоть до самого заката советской власти во владельцах печатных машинок (особенно незарегистрированных) подозревали тех, кто будет посредством этих аппаратов тиражировать антисоветские материалы: от листовок до запрещенных литературных произведений. Кстати, не зря подозревали: сколько именно на таких машинках было издано «самиздата»! Вот иной раз и лучше было «нанести упреждающий удар», доложив о наличии машинки самому. Иначе на тебя как на владельца этого потенциально антисоветского механизма могли настучать. А в сталинские времена такой донос грозил крупными неприятностями вплоть до попадания в ГУЛАГ (куда, собственно, попадали и за много меньшие прегрешения). Фраза о машинке в анкете Круйта-старшего – иллюстрация того, что ему, конечно, пришлось научиться ориентироваться в королевстве кривых зеркал советского сталинского социализма.

Вторая примечательная деталь – не в анкете, которую заполнял сам Круйт, а в справке коминтерновских кадровиков, писавших о нём, глядя на него со стороны. Своеобразные орфография и пунктуация сохранены:

«В личном деле имеются некоторые заявления, в которых указывается, что одно время проявил чрезмерный интерес к связам троцкистов и к членам семей репрессированных орг. НКВД, пытаясь получить от них сведения.

По сообщению КУЛЬЦ Георга, к жене арестованного УНГЕР Германа явился т. КРУЙТ и задал ей ряд вопросов о семейной их жизни. Жена Унгера рассказывала, что у нее недавно якобы была жена Круйта с предложением пригласить к себе разных людей, все расходы, связанные с этим обещала ей возместить, так как она работает в НКВД. Достоверность этих решений мы проверить не могли.

По сообщению т. РЕЙХ, КРУЙТ явился также к МАЙЕР Гертруде, муж которой покончил самоубийством в Свердловске.

В 1937 г. приехала в СССР к 20-й годовщине Октябрьской революции делегация из Голландии и с ней секретарь Общества Друзей СССР – ФАН ЛОЕН. КРУЙТ обратился к ЛОЕН с вопросом о связях между троцкистами, находящимися в Голландии и СССР, и сообщит ли он об этом в соответствующие инстанции СССР. На его квартире имел место арест знакомого ему ГОФМАНА Рудольфа 10–11 августа 1937 г.

Мотивы этого поведения нам не ясны, сам он говорит, что он считал своей обязанностью коммуниста интересоваться этим» [860].

В сегодняшней Голландии возникла версия о том, что интерес Круйта к семьям репрессированных был и, скажем так, несколько иной природы, чем «обязанность коммуниста интересоваться этим»… О чём идёт речь?

Во-первых, в материале, который о наследии Круйта подготовило голландское радио, есть информация о том, что он и сам «замарал руки». Конкретно речь идёт о том, что после ареста в Москве органами НКВД голландского коммуниста Вима де Вита Круйт якобы пришёл к его жене Аугусте, пытаясь заполучить их квартиру для своей семьи [861]. Во-вторых, в голландской печатной прессе была опубликована информация о том, что Круйт-старший информировал НКВД о «странном поведении» одного немецкого коммуниста, то есть, говоря по-русски, и сам «постукивал», подводя людей под репрессии [862].

К сожалению, зная тогдашние советские порядки, ничего такого исключать нельзя. Больше того, вместе с читателями этой книги мы уже разбирали случай, как явно из-за интриг с «квартирным вопросом» австрийский коммунист Франц Лешель, отправившийся на войну в Испанию, чуть было не остался ладно бы только бездомным, а ещё и оболганным. С другой стороны, всё-таки отнесёмся с известной осторожностью к информации из Голландии о том, что в СССР Круйт, получается, и сам «постукивал». Да, сталинская система была выстроена так, что людей просто толкали к доносительству на соседа того ради, чтобы отвести удар от самих себя. Утверждай мы обратное, нас можно было бы заподозрить в апологетике сталинизма, что категорически не входит в наши планы. Но! Как показывает практика, в случае с коминтерновцами такие эпизоды нередко отображались в документах не только НКВД, но и РГАСПИ. Однако в личном деле Круйта-старшего в РГАСПИ мы ссылок на подобный эпизод не обнаружили. Может, ему просто повезло , что его не тронули?