Лев Фёдоров - От хлора и фосгена до «Новичка». История советского химического оружия

После этого генералу И. Б. Евстафьеву было поручено известить советский народ [17] (США об этом уже знали), что в Советском Союзе имеется восемь складов химоружия (точные места их расположения он, вестимо, скрыл). А генерал С. В. Петров, командовавший советскими/российскими химическими войсками в 1989–2001 гг., сообщил гражданам через «Правду» [16] перечень советских ОВ (VX, зарин, зоман, иприт, люизит, смесь иприт — люизит). И тут же заторопился в «Известия» с сообщением, что имеющиеся на вооружении армии химические боеприпасы могут пролежать еще много-много лет [18].

В июне 1990 г. американская военная делегация посетила авиационный химический склад в Почепском районе Брянской обл. (жители самой области о существовании склада были не в курсе). О наличии склада люизита в Удмуртии узкий круг ученых республики был проинформирован в 1990 г. параллельно с визитом на него в августе американских специалистов.

В августе жители Башкирии впервые узнали о диоксиновой подоплеке событий в Уфе, связанных с утечкой фенола с завода «Химпром». Тот завод многие годы производил химоружие против растительности «вероятного противника» и параллельно загрязнял город высокотоксичными диоксинами [863].

В ноябре советские общественные экологические организации предложили свой подход к организации химического разоружения [854], отличный от официального: 1) работы должны находиться под общественным контролем; 2) проекты должны быть рассмотрены независимой экспертизой; 3) ОВ и химбоеприпасы должны уничтожаться в местах хранения. Общественность не ставила задач сверх экологического сопровождения ликвидации химоружия. Однако, несмотря на неудачный опыт в Чапаевске, власти придерживались собственных приоритетов. Даже идея отказа от перевозок химоружия не была ими услышана и нашла решение лишь через пять лет. А до общественного контроля дело не дошло никогда — ни при советской власти, ни при власти российской.

В 1990 г. армия тайным приказом № 00190 по министерству обороны установила свой размер санитарно-защитных зон (СЗЗ) от объектов хранения химоружия (3000 м). Это был скорее разрыв внешней безопасности, чем санитарный норматив. Однако раньше не было и этого, и это обстоятельство мало кого волновало.

В 1991 г. советский ВХК по-прежнему занимался своими собственными делами. Пресса специальных поручений не получала — властям разваливавшейся страны было не до информирования общества о химическом разоружении.

10 марта президент СССР М. С. Горбачев издал распоряжение о сроках доработки первой программы уничтожения химоружия. 11 мая (после доработки) она перекочевала в правительство. До августа, когда ожидалось утверждение, дело не закончилось, а после августовского мятежа — ушло на новый виток обсуждений, на этот раз в рамках новых — послепутчевых — исторических реалий.

В марте на конференции Пагуошского движения в Москве представитель министерства среднего машиностроения объявил о ведущихся во ВНИИЭФ (Арзамас-16) работах по исследованию возможности уничтожения химоружия методом подземного атомного взрыва. В Советском Союзе в это время еще действовал мораторий на ядерные взрывы [846].

В марте же в связи с переговорами в Женеве о химическом разоружении химический генерал И. Б. Евстафьев успокоил общество вестью, что имеющиеся в Советской армии химические боеприпасы могут пролежать еще многие годы без последствий. С чего бы это? А ему все еще было интересно обследование «все новых и новых классов биологически активных веществ, воздействие их на мишени в организме человека» [838].

Весной на химзаводе в Волгограде была получена первая промышленная партия советского ОВ бинарного типа [866]. И это при том, что М. С. Горбачев клятвенно заверил весь мир, что СССР прекратил выпуск химоружия еще в 1987 г. [11]. А химический генерал А. Д. Кунцевич еще в 1982 г. по заданию ЦК КПСС в журнале «Шпигель» отрицал намерение делать советское химоружие бинарного типа [43, 896]. Параллельно были приняты меры, чтобы злокозненный заокеанский враг не дознался и чтобы нетоксичные компоненты бинарных ОВ можно было производить на обычных химических заводах, не связанных с войной [47].

5 июня в Осло (Норвегия) состоялась Нобелевская лекция М. С. Горбачева — лауреата Нобелевской премии мира.

В июне газета «Балаковский вестник» (Саратовская обл.) сообщила, что в Краснопартизанском районе будет производиться уничтожение ОВ. Уже в июле химический генерал С. В. Петров известил газету, что ее мнение «не соответствует действительности» и потребовал публикации опровержения. Трудно понять, на что рассчитывал шумный генерал, если решение о том, что пос. Горный в Краснопартизанском районе будет местом уничтожения ОВ, было принято в ВПК еще в апреле 1989 г. [902].

Пока на международной арене шли переговоры, а в Москве проходили мощные народные демонстрации, ВХК наградил самого себя в апреле 1991 г. Ленинскими и государственными премиями за создание и организацию серийного выпуска новейших образцов советского химоружия — бинарного (среди получателей — химические генералы А. Д. Кунцевич и И. Б. Евстафьев) [764], а также психотропного (среди лауреатов — химический генерал С. В. Петров и биологический генерал Е. В. Пименов) [739].

Августовский путч 1991 г. в Москве внес некоторое оживление.

Генерал В. К. Пикалов, управлявший химическими войсками в 1969–1989 гг., назвал после путча газете «Известия» свою шестерку советских ОВ: зарин, зоман, иприт, люизит, «Си-эс» (CS), а также смесь иприта с люизитом [21]. V-газа в том списке не было. Трудно понять, зачем химические генералы-начальники снабжали сограждан разными перечнями ОВ, не договорившись хотя бы между собой. Если у них не было специальной цели запутать «вероятного противника».

Состоявшаяся 27 ноября встреча представителей семи комитетов Верховного Совета РСФСР рекомендовала парламенту рассмотреть программу уничтожения химоружия [907]. Результат был нулевой — не стало Советского Союза.

А в США осенью 1991 г. в срочном порядке (и, скорее всего, просто с перепугу) была принята программа «помощи» в разоружении непредсказуемого обладателя мощных ядерных, химических и биологических запасов — программа Нанна — Лугара. С тех пор представителям ВХК России, унаследовавшего свое химическое богатство от ВХК советского, не было необходимости «шакалить у посольств» — деньги им подносили на блюдечке. Впрочем, чтобы американские обещания денег не повисали в воздухе, ВХК все же приходилось трудиться.

1992 г. был первым годом хлопот с химоружием у независимой России.

В январе жители Чувашии впервые узнали о «химическом прошлом» своей земли. Как оказалось, на их «Химпроме» в г. Новочебоксарске действовал вовсе не обычный завод по производству ядохимикатов и других химических продуктов, а комбинат по выпуску самого токсичного ОВ современных армий [815].