Алексей Кузнецов - Суд идет. О судебных процессах прошлого: от античности до новейшей истории

Поскольку следственная работа была в основном проделана еще до прибытия Волкова, ему оставалось только с помощью местного воеводы и еще одного чиновника распределить виновных по разрядам, что и было сделано. Главным возмутителем спокойствия сочтен был беглый крестьянин Блохин; его было постановлено высечь кнутом и сослать в Нерчинск. Двух активных агитаторов, крестьян Микулина и Сидорова, били батогами и сослали в Ригу на фортификационные работы. Что касается основной массы примкнувших к ереси, то они были переданы под надзор своих помещиков и местных властей: «Прочих всех, как оскопленных, так и неоскопленных, отдать на прежние их жилища, обязав наикрепчайше властей их подписками, чтобы они за всеми сими людьми имели бденное смотрение, дабы воздержаны были от всяких неистовств, и наблюдали бы того, чтобы они не могли паки впасть в прежнее свое заблуждение». Особым пунктом оговаривалось продолжение розыска скрывшегося второго главного смутьяна – крестьянина Кондратия Никифорова, коего по разыскании следовало наказать так же, как и Блохина. 7 сентября рапорт Волкова был утвержден генерал-прокурором. Дело было окончено. Но история скопчества только начиналась…

Одна из самых страшных каторг Российской империи – Нерчинская – в это время находилась в процессе своего становления. Первые свинцово-серебряный рудник и Зерентуйская каторжная тюрьма начали действовать в 1739 году в селе Горный Зерентуй на территории Нерчинского горного округа Забайкалья. Позже на Нерчинских рудниках побывают декабристы и участники польских восстаний, петрашевцы и народовольцы, эсеры и анархисты.

Беглый крестьянин Кондратий Никифоров, он же Трифонов, он же Трофимов, а на самом деле Кондратий Иванович Селиванов, был пойман через два года и в 1775 году, после наказания кнутом, направлен в Нерчинск. До места ссылки он не добрался, осел в Иркутске, но через двадцать лет вернулся в центральную Россию. По слухам, он то ли сам выдавал себя за Петра III, то ли его таковым считали последователи. В их среде активно распространялся слух о том, что Селиванова вызывал на свидание император Павел I, который, как известно, очень интересовался судьбой отца. Так или иначе, лидер скопчества был помещен в Обуховскую больницу для умалишенных, откуда вышел уже в новое царствование. Он невозбранно жил в Петербурге и пользовался повышенным вниманием. Как указывает «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», «значение Селиванова все возрастало, и не только между скопцами, но даже среди православного общества Петербурга, привлекая к нему множество суеверных посетителей, особенно посетительниц из купчих и знатных барынь, желавших принять от «старца» благословение, выслушать назидание или какое-либо предсказание». Император Александр I, человек достаточно широких религиозных взглядов, якобы повелел министру юстиции Ивану Дмитриеву скопцов не трогать: «Поелику оное [общество] состоит из людей трудолюбивых, тихих и спокойных, то и есть монаршее соизволение, дабы никакого стеснения и преследования делаемо оному не было».

Портрет Кондратия Селиванова

Гром грянул в 1819-м, когда генерал-губернатор Петербурга, герой Отечественной войны граф М. А. Милорадович узнал, что скопцы усиленно вовлекают в свое движение офицеров, солдат и матросов столичного гарнизона; в частности, на радениях присутствовали двое племянников самого графа. Поднялся шум, но «оргвыводы» последовали мягкие – Селиванова всего лишь удалили в один из суздальских монастырей, где он до своей смерти в 1832 году довольно свободно общался с последователями. В середине и второй половине века гонения на скопцов усилились, после Судебной реформы суды рассмотрели несколько довольно громких уголовных дел. В частности, в деле о насильственном оскоплении купеческого сына Горшкова, совершенном при участии его родного отца, которое слушалось в июле 1873 года в Петербургском окружном суде, обвинитель А. Ф. Кони дал подробнейший анализ селивановского учения. Он, в частности, вскрыл и причину его живучести: «Простота рекомендуемого им способа борьбы с грехом и вечным осуждением, борьбы, не требующей постоянных усилий и напряжения душевных сил, а лишь одной физической жертвы, имела особую привлекательность для робкого ума неразвитых людей. А учение Селиванова было направлено на неразвитую массу, которая не может правильно толковать святое писание, следуя только его букве, а не духу. Из этой массы скопчество вербовало большую часть своих приверженцев. В настоящее время последователи Селиванова сплочены в прочную массу, они следуют вполне наставлениям своего учителя, для них этот учитель составляет верховного главу, наместника бога, «Искупителя». Для них он почти заменяет Христа, для них лик божественного страдальца, проповедовавшего живую, всепрощающую любовь к своему ближнему, отошел на задний план».

Покончит со скопчеством уже Советская власть. Последний судебный процесс по этому поводу состоялся в СССР в 1929 году. Впрочем, по слухам, небольшие общины существовали и позже где-то на юге России, на Кавказе и на Урале. Сегодня их вроде бы нет. Но при заметной в последнее время активизации разного рода склонных к насилию фанатиков на религиозной почве трудно быть уверенным в том, что они не сыщутся снова…

Отчасти под влиянием процесса 1929 года В. Маяковский напишет стихотворение «Надо бороться!», где есть такие строки:

Баптисту замок повесь на уста, а бог обернется похабством хлыста. А к тем, кого не поймать на бабца, господь проберется в пищаньи скопца.

Весной 1793 года противоречия между двумя основными политическими группировками революционной Франции – жирондистами и якобинцами – обострились до крайности. Этому способствовали продовольственные трудности, восстания противников революции и начавшаяся предыдущей осенью война с Пруссией и Австрией, которых поддержала Великобритания. 31 мая в столице началось восстание санкюлотов – парижской бедноты. Восставшие требовали установления максимума цен, государственной поддержки бедняков и расправы над «врагами революции». 2 июня власть окончательно перешла к якобинцам. Начался короткий и кровавый период якобинской диктатуры.

Одним из лидеров новых хозяев Франции был Жан-Поль Марат (французы не произносят звук «т» в его фамилии, но у нас устоялось буквальное произношение), известный врач и еще более известный публицист. Со страниц редактируемой им газеты «Друг народа» регулярно звучали призывы к расправе с политическими противниками якобинцев, которых Марат обвинял в продажности и презрении к интересам простых людей: «Перестаньте терять время, изобретая средства защиты. У вас осталось всего одно средство, о котором я вам много раз уже говорил: всеобщее восстание и народные казни. Нельзя колебаться ни секунды, даже если придется отрубить сто тысяч голов. Вешайте, вешайте, мои дорогие друзья, это единственное средство победить ваших коварных врагов. Если бы они были сильнее, то без всякой жалости перерезали бы вам горло, колите же их кинжалами без сострадания!»