Максим Лужанин - «Всегда же со мною твой образ...»

«ВСЕГДА ЖЕ СО МНОЮ ТВОЙ ОБРАЗ...»

ПЕРЕПИСКА МАКСИМА ЛУЖАНИНА И ЕВГЕНИИ ПФЛЯУМБАУМ

Банальными кажутся слова: «Его судьба тесно переплелась с судьбой целой эпохи». Но лучше сказать о судьбе классика белорусской литературы, известно­го поэта, писателя, публициста Максима Лужанина (Александра Амвросьевича Каратая), трудно. Рожденный в 1909 году, он прожил девяносто два года. Револю­ция, строительство нового — социалистического — общества, репрессии, фронты Великой Отечественной войны и мирная послевоенная жизнь, перестройка — все это коснулось его самым непосредственным образом.

Талантливый поэт уверенно ворвался в литературу — первый поэтический сборник «Шаги» был издан в 1928 году — и в своей поэзии воспевал строитель­ство нового общества. Даже по названиям его поэтических сборников можно судить о том, что его волновало и чему посвящал свои поэтические строки — «Единогласно», «Голосует весна», «За весну» (1931), «Голоса городов» (1932), «Широкое поле войны» (1945)...

Стоял у истоков новой волны белорусского культурного возрождения 20-х годов прошлого столетия, являлся членом писательских организаций «Маладняк» и «Узвышша». Работал в редакции журнала «Узвышша» (1930—1931), на Белорусском радио (1931—1933). В 1933 г. был репрессирован. С 1935 по 1941 гг. работал издательским редактором в Москве. С начала Великой Отечественной войны — в Красной Армии. Закончил Подольское пехотное училище, участвовал в боях под Сталинградом, был тяжело ранен. После демобилизации (1944) рабо­тал в редакциях газеты «Звязда» и журнала «Вожык», на должности референ­та АН БССР. С 1959 г. — член сценарной коллегии киностудии «Беларусьфильм», с 1967 по 1971 гг . — главный редактор киностудии. В 1968 г. участвовал в рабо­те ХХШ сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Дважды избирался депутатом Верховного Совета Белорусской ССР. Заслуженный деятель искусств Беларуси, лауреат Литературной премии имени Кулешова, Максим Лужанин был награж­ден медалью Франциска Скорины, орденами Ленина и Дружбы народов. Его перу принадлежит множество поэтических произведений для детей и взрослых. Максим Лужанин перевел на белорусский язык известные сочинения русских, польских и украинских классиков, написал сценарии к художественным фильмам «Паўлінка», «Першыя выпрабавані» и «Запомім гэты дзень».

О его творчестве написаны монографии, статьи. Но, пожалуй, самой неиссле­дованной частью остались его личные архивы. И в частности, его письма. Письма к друзьям, родным и, главное, к любимой женщине и жене — Евгении Пфляум­баум, с которой они прожили долгую-долгую жизнь. Они почти ровесники — она родилась в 1908 году.

Оба с юности писали стихи. Впервые стихи восемнадцатилетней Евгении Пфляумбаум были напечатаны в 1926 году в коллективном сборнике, а потом она вышла замуж, и больше никто никогда не слышал о такой поэтессе. И тем не менее у Евгении Эргардовны рождались стихи, которые она записывала где-то в тетрадках, на листиках, особо не заботясь о том, чтобы их издать. Но произошло чудо — сборник ее стихов — «Савой жыцця», — написанных в течение жизни увидел все же свет — когда ей было уже за восемьдесят. Кстати, высоко оценен­ный белорусскими критиками.

Жизнь уготовила ей другую судьбу — быть Музой поэта. И она приняла ее с достоинством, помогая мужу и поддерживая его в самые трудные периоды его жизни. И когда поэт был репрессирован и выслан в Сибирь, Евгения Пфляумбаум продала домашнюю библиотеку с уникальными изданиями и поехала за мужем. Работала учительницей в сельской школе и в любую погоду, будь то сильный мороз, метель или дождь, пробиралась к лагерю, чтобы передать мужу что-нибудь из продуктов, хотя сама голодала. Там и сильно застудилась, потеряв здоровье.

После возвращения из Сибири супруги обосновались в Москве, где жили родители Евгении...

Сохранилась переписка мужа и жены — пожелтевшие листы, листики, напи­санные за письменным столом, в вагонах поездов ручкой, карандашом. Многие строчки уже не читаются — со временем они выгорели, стерлись. Но самое глав­ное дошло до нас — их неодолимое желание говорить друг с другом. В письмах история их любви, встреч и расставаний, и неуловимо — дыхание того времени.

Приходится только сожалеть, что эпистолярный жанр уходит из нашей жизни: мы в основном общаемся по телефону или шлем короткие эсэмэски, и наши потомки уже не ощутят биение пульса этого времени.

В 6-м и 7-м номерах журнал «Нёман» впервые публикует письма Максима Лужанина и его жены Евгении Пфляумбаум, охватывающие 30-е — середину 40-х годов, которые хранятся в отделе редких книг и рукописей Центральной научной библиотеки имени Якуба Коласа НАН Беларуси.

* * *

Редакция обратилась с просьбой к научному сотруднику ЦНБ НАН Беларуси Марине Марковне Лисподелиться своими воспоминаниями о работе с Макси­мом Лужаниным при подготовке его архивов, которые предварили бы публикацию переписки.

Отдел публицистики

«И на хорошее, и на плохое — нас только двое...»

В конце 1996 года известный белорусский писатель Максим Лужанин (Алек­сандр Амвросьевич Каратай, 1909—2001), находясь уже в преклонном возрасте, обратился в Центральную научную библиотеку Национальной академии наук Беларуси (ЦНБ НАН Беларуси) с просьбой помочь ему в деле упорядочения его архива. Отдельные творческие рукописи Лужанина на тот момент уже хранились в библиотеке: начиная с 1980 года Александр Амвросьевич передавал их частями, на безвозмездной основе, иначе говоря, в дар, с намерением впоследствии передать в ЦНБ НАН Беларуси и весь личный архив.

Подводя итоги — жизненный и литературной деятельности, он готовил к печа­ти последние сборники своих произведений, а также оформлял для новой книги не вошедшие в предыдущие издания стихи супруги — талантливой, самобытной бело­русской поэтессы Евгении Эргардовны Пфляумбаум (1908—1996). Ее первые поэти­ческие выступления вызвали живой читательский интерес еще в начале 1920-х годов, а затем было долгое поэтическое молчание, растянувшееся на шесть десятилетий.

Для этой работы требовалось много времени и сил, а состояние здоровья М. Лужанина оставляло желать лучшего, да и годы брали свое. Кроме того, собрать все поэтическое наследие поэтессы и надлежащим образом оформить его было довольно сложно. Стихи Евгении Пфляумбаум долгое время не предна­значались для широкой читательской аудитории, писались украдкой, «в стол» (на это были свои причины). Черновиком мог служить и блокнот, и тетрадь, и просто клочок бумаги. Порой текст был трудночитаемым или совсем неразбор­чивым, иногда присутствовал лишь его фрагмент. Нужно отдать должное Максиму Лужанину, проделавшему колоссальную восстановительную работу, вернувшему к жизни не одно произведение поэтессы.