Юрий Власов - Женевский счет

И надо же, прорезал бывший слесарь и бывший заместитель командующего Народно-Революционной Армией аж до самого заокеанского Сан-Франциско — ну в точном соответствии с видениями шикарной свободной жизни. Но это случилось потом, и не случилось, а стряслось, ведь бежать из Отечества не сладко, тем более без гроша в кармане, а пока Калашников — еще в капитанах, и вовсе не оскорбительны для него капитанские погоны, пожалованные поначалу государем императором и затем подтвержденные службой в белой армии Верховного Правителя…

На другой же день оказались вычищенными в ту же тюрьму все, кто сопровождал адмирала.

Флор Федорoвич проводит в Политическом Центре решение об учреждении Чрезвычайной Следственной Комиссии над бывшим Верховным Правителем России адмиралом Колчаком А. В. и бывшим председателем Совета Министров Пепеляевым В. Н.

В составе комиссии: К. А. Попов (большевик), Н. А. Алексеевский (эсер), В. П. Денике (меньшевик), Г. Г. Лукьянчиков (эсер). Им и допрашивать бывшего Верховного Правителя.

Сбылись мечты Федорóвича, довольны и белочехи: вечером даже устроили нечто вроде торжественного ужина в штабе у Сырового.

Без чехов не видать бы Политическому Центру адмирала у себя в остроге. Угрозы шахтеров Черемхова взорвать байкальские железнодорожные туннели при невыдаче Колчака и золотого запаса тут ни при чем.

Никто так и не взорвал эти туннели, хотя некоторое количество золота и драгоценностей уже спокойно прокатилось через них…

Из первого протокола допроса (21 января 1920 г.):

Попов . Вы присутствуете перед Следственной Комиссией в составе ее председателя К. А. Попова, заместителя председателя В. П. Денике, членов комиссии: Г. Г. Лукьянчикова и Н. А. Алексеевского — для допроса по поводу вашего задержания. Вы адмирал Колчак?

Колчак . Да, я адмирал Колчак…

Я родился в 1873 году, мне теперь 46 лет. Родился я в Петрограде, на Обуховском заводе. Я женат формально законным браком, имею одного сына в возрасте 9 лет.

Попов . Вы являлись Верховным Правителем?

Колчак . Я был Верховным Правителем Российского правительства в Омске — его называли Всероссийским, но я лично этого термина не употреблял. Моя жена Софья Федоровна раньше была в Севастополе, а теперь находится во Франции. Переписку с ней вел через посольство. При ней находится мой сын Ростислав.

…Отец мой, Василий Иванович Колчак, служил в морской артиллерии. Как все морские артиллеристы, он проходил курс в Горном институте, затем он был на уральском Златоустовском заводе, после этого он был приемщиком морского ведомства на Обуховском заводе. Когда он ушел в отставку, в чине генерал-майора, он остался на этом заводе в качестве инженера или горного техника. Там я и родился. Мать моя — Ольга Ильинична, урожденная Посохова. Отец ее происходит из дворян Херсонской губернии. Мать моя уроженка Одессы и тоже из дворянской семьи. Оба мои родители умерли. Состояния они не имели никакого… Вся семья моего отца содержалась исключительно только на его заработки. Я православный; до времени поступления в школу получил семейное воспитание под руководством отца и матери…

И письма адмирала своей возлюбленной, сведенные в две общие тетради, укатили за кордон. Не подвел Апушкин [186].

С разворотом революционных событий (после февраля 1917 г.) Колчак постоянно пишет Анне Васильевне Тимиревой.

Это особые письма. Все, что происходит, настолько диковинно, исполнено такого смысла — он составляет одно за другим послания дорогой женщине. Он не может не делиться. Он постоянно помнит о ней, это самое верное и глубокое чувство. Оно вызвано не менее страстным чувством молодой женщины.

Таким образом, письма становятся и памятью исторических событий, и выражением его чувств. И все преломляется наличность самого адмирала.

В общем, это и дневник, и не дневник. Это память о женщине и о времени, в которое им выпало любить.

В 1927 г. бывший подполковник Апушкин передает записи Русскому заграничному архиву за 150 (!) долларов — две общие тетради, 243 страницы текста.

В 1945 г. правительство Чехословакии передало письма Колчака к Тимиревой («дневник») в Государственный архивный фонд СССР. Тетради поступили в ЦГАОР СССР, где и хранятся до настоящего времени.

Круг замкнулся… А та, которой эти письма предназначались, так и не владела ими.

Может быть, Колчак не доверял почте. Может быть, не питал уверенности в том, где ныне его Анна. Может быть, сначала писал с надеждой отправить письма, вот-вот даст о себе знать и подвернется оказия. Ясно одно: сохранение копий писем он считал весьма важным — слишком значительны события, чтобы не закрепить память о них, так сказать, документально.

А уж после марта 1918 г., когда во второй тетради появилось последнее письмо, продолжать «дневник» теряло смысл. Вот-вот они должны были встретиться: Александр Васильевич и Анна.

И тут уж без писем он скажет ей все.

Как чисто и жарко любит.

Как ненавидит революцию (иначе не стал бы белым вождем).

Как отвратителен народ, доведенный демагогией большевиков до истерии и погромов, казнящий даже детей (он слишком хорошо осведомлен об убийстве царской семьи).

Как бессмысленна демократия толпы: вся из инстинктов.

Как предан он войне и военной службе («война прекрасна»).

Как хочет продолжить службу, но уже в вооруженных силах США или Великобритании («Пусть правительство Короля смотрит на меня не как на вице-адмирала, а как на солдата, которого пошлет туда, куда сочтет наиболее полезным»).

Колчак готов отвоевывать Россию у большевиков с англичанами, французами, американцами и даже японцами, вчерашними врагами России. Для него большевики — захватчики Родины, союзники врага (немцев, австрийцев, болгар, турок), губители Отечества.

Вот «послужной» список Колчака, приобретающий в письмах к возлюбленной четкий рисунок.

Растущее недоумение: флот превращается в сброд и опасную, неуправляемую среду. С ростом этого недоумения и складывается ненависть к разрушителям флота и армии — это могучая убежденность, самое важное дело жизни.

Отставка и жизнь в Петрограде, щедрая на важные встречи, постоянная горечь: служил Родине — и отстранен, выброшен… за ненадобностью. А ведь он столько дал ей для отражения врага! Он не сомневается: это останется в памяти потомков.

Единственное светлое пятно тех дней — приглашение посла Э. Рута выехать в США и принять участие в войне против Германии. Тогда в беседе участвовал и американский контр-адмирал Гленнон. Разговор деловой и уважительный. А здесь одна грязь, грязь…

Колчак отстранен от участия в войне. В Петрограде он… не то подследственный, не то опальный командующий Черноморской эскадрой.