Юрий Власов - Женевский счет

Среднего роста, худощавый телом, но с лицом скорее полным, смуглым; светло-русые волосы, расчесанные косым пробором, без усов и бороды, светло-карие глаза; прямой, но толстоватый нос…»

Белобородов был молод и по натуре — чрезвычайно деятелен. Совсем скоро, в 1919 г., он примется тысячами казнить восставших на Дону казаков.

Из документа о деятельности ЦК РКП(б) после VIII съезда партии и до 15 мая 1919 г.:

«…Товарищ Белобородов немедленно по возвращении из Вятки, куда он должен был поехать сдать дела, направился с важными политическими и продовольственными заданиями в Донскую область, где он становится во главе вновь образуемого временного Областного Ревкома» [92] «Известия ЦК КПСС», 1989, № 12, с. 19. .

Вот тут Александр Георгиевич и приложит свой богатый опыт карателя.

«Основное правило при расправе с контрреволюционерами: захваченных не судят, а с ними производят массовую расправу…» — это приказ-требование Белобородова, а через год, в 1920-м, он поставит к стенке «первую саблю революции» комкора Думенко. Белобородов тогда исполнил обязанности прокурора, то есть продиктовал приговор. Ему, Белобородову, и впрямь без разницы, кого дематериализовать. Важно общее движение к цели. Так он, Александр Георгиевич, понимал ленинизм — и не ошибался. Кровавая решимость Белобородова очень расположит Главного Октябрьского Вождя. Александр Георгиевич скоро пойдет в гору, будет и членом Оргбюро ЦК РКП(б), и наркомом внутренних дел РСФСР. На таких Ленин рассчитывал строить будущее.

Есть предположение, что Яковлев имел предписание доставить Романовых в Москву, но не сумел прорваться из-за решительного противодействия Екатеринбурга. Яковлев давал телеграммы Свердлову о том, что в Москву его не пропускают, что он, Яковлев, объявлен Уралсоветом вне закона.

Зависимость советского правительства от немцев была полной. Брестский договор сапогом завоевателя надавил на горло России. Нельзя исключать того, что одним из требований германского правительства являлась выдача семейства бывшего императора. Ведь Александра Федоровна была немецкой принцессой, да и германский и русский императоры состояли в довольно близком родстве. Поспешность действий Яковлева, безусловно, объяснялась и общей обстановкой. В Казань и Самару стекались члены разогнанного Учредительного собрания и ненавистники Октябрьского переворота. Чехословацкий мятеж грозил молодой республике.

Учитывая все это, позволительно с немалой долей вероятности предположить, что Свердлов, давая указания Яковлеву, лукавил. Он требовал доставить Романовых в Москву или какой-нибудь город по соседству, а сам уже распорядился не пропускать Яковлева. Вот и все объяснения: из-за самоуправства местных властей Романовых вывезти не удалось. В таком случае немцы не могли выставлять претензии. Такой повод историкам дали поведение и телеграммы Яковлева Василия Васильевича.

Спустя пять месяцев, в октябре, Яковлев, будучи одним из военных комиссаров на Восточном фронте, свяжется с белым командованием. Он попросит, так сказать, о политическом убежище, высказав желание сражаться в рядах белых войск.

Согласие Яковлев получил.

Однако 30 декабря 1918 г., находясь у белых, был арестован. Приказ об аресте отдал чешский полковник Клецанда. Яковлев был препровожден в Омск, где, очевидно, без задержки и расстрелян, так как следователю Соколову никаких других данных от лица, к которому был доставлен Яковлев, получить не удалось. О нем просто не осталось никакого следа в делах. Вряд ли он был послан к Деникину — как объясняли его исчезновение ответственные чины контрразведки.

Так Яковлев и унес в могилу одну из несчетного множества кровавых тайн большевизма. Все же следует оговориться: это преступление (истребление семьи бывшего царя) оказалось особенным, со своим внутренним подтекстом. Не преступление, а знамение: захлебываться всем на этой шестой части суши кровью и стоном.

Видный политик кайзеровской Германии Ф. Гельферих являлся одним из экспертов германской делегации на переговорах в Брест-Литовске.

26 апреля граф Мирбах прибыл с верительными грамотами в Кремль. Его ждал не Ленин, а председатель президиума ВЦИК Свердлов. Приняв грамоты, Свердлов сказал:

«В Вашем лице мы приветствуем нацию, с которой мы заключили Брест-литовский договор о мире».

Локкарт отметил:

«Штат немецкого посольства состоял почти целиком из русских экспертов. Мирбах сам был советником немецкого посольства в Петербурге до войны (послом был Пурталес. — Ю. В.).

6 июля 1918 г. в Берлин поступило известие об убийстве посла Германии в РСФСР графа Мирбаха.

«Потребность лично выяснить восточный вопрос, — писал Гельферих, — и посвятить свои силы созданию политики, которая дала бы нам передышку и в то же время служила бы нам прикрытием, была во мне так сильна, что я предоставил себя в распоряжение государственного канцлера, предложив себя в качестве преемника графа Мирбаха…»

26 июля Гельферих выехал из Берлина в Москву. На «военной границе» (у вокзала Орши) Гельфериха встретил представитель народного комиссариата иностранных дел. Экстренный поезд с вышколенной латышской охраной почти мгновенно доставил представителя Германии в Москву. Впрочем, недалеко от Кунцева поезд был остановлен, и служащий германского посольства доктор Рицлер предложил покинуть вагон. Рицлер объяснил это опасностью приезда на центральный вокзал красной столицы. Это же подтвердил и представитель советской стороны Радек: «Он совершенно незаметно довез нас на своем автомобиле в самый город до виллы Берг в тихом Денежном переулке». Радек при этом сказал, что предосторожности не помешают [93] После убийства посла Мирбаха большевистское правительство серьезно опасалось новых терактов левых эсеров, настроенных крайне непримиримо к Германии и особенно к Брестскому миру. .

«Первый визит я нанес народному комиссару по внешним делам Чичерину, помещавшемуся в гостинице «Метрополь» на Театральной площади. Следуя настоянию своих сотрудников, я отправился к нему без предупреждения, и не в посольском автомобиле, а на извозчике. Через несколько минут лошадь расковалась. В сопровождении доктора Рицлера я прошел пешком неузнанным и незамеченным по опасному городу и вынес от него впечатление, совершенно аналогичное позднейшему Берлину (в ноябрьские дни восемнадцатого года. — Ю. В.). Чичерин, на вид хмурый и напуганный ученый с умными и печальными глазами, тотчас заговорил о своих заботах, касающихся Баку, которому непосредственно угрожали турецкие войска… Основываясь на сведениях, полученных мною в Берлине, я, со своей стороны, выразил сомнение в том, что турки собираются напасть на Баку, а также и уверенность, что германское правительство употребит все средства… дабы удержать их от этого шага…