Альфонсас Гирскис - Я - миссионер

Набожные юноши с судна «Виргилиус» были именно такими «специалистами».

По узкому Панамскому каналу корабль вышел в Тихий океан и приближался к берегам Эквадора. Юные пассажиры заметно волновались. Ведь паспорта и дипломы были у них фальшивые. Закончили они не сельскохозяйственные училища, а духовные семинарии в монастырях салезианской конгрегации в Италии. Они отправились в Эквадор, чтобы выполнить чрезвычайную миссию по воле господней: защищать христиан от гонений и обратить в христианство населяющее джунгли индейское племя хибаро.

Наконец судно вошло в Гуаякильский залив. Всюду виднелись большие и маленькие острова. Между ними сновали каноэ с загнутыми носами и моторные лодки. Кое-где стояли торговые судна. За ними возвышались огромные портальные краны. Прошли добрые полдня, пока «Виргилиус» подошел к причалам Гуаякиля.

Когда корабль пришвартовался, молодые путешественники с небольшими саквояжами в руках вместе с другими пассажирами направились к пограничному контрольному пункту. Первым из них подал свои документы пограничникам испанец де ла Фуэнте, стройный, темноволосый, очень живой, смелый и решительный. Он был родом из Севильи, любил путешествия и приключения и не боялся рискованных ситуаций. Вслед за ним подошел литовец Альфас Юкнюс, коренастый, светловолосый каунасец. В салезианский монастырь его привела не чрезмерная набожность, а страсть к путешествиям. За высказываемые им сомнения в истинности религиозных догм его не раз привлекали к ответу на закрытых заседаниях профессуры духовной семинарии, и оставлен он был в монастыре только благодаря своим незаурядным способностям. За Юкнюсом протянул свой паспорт пограничникам итальянец Джиованни Казираги. Он решил отправиться в Эквадор в надежде отыскать неизвестные индейские племена и научить индейцев не только любить господа, но и идти во имя его на жертвы, как сделал это он сам, покинув богатый дом своих родителей, неаполитанских фабрикантов. К контрольному пункту Джиованни Казираги подошел смело: господь с высот своих видит его благородные цели и не допустит до беды. Больше всех робел Пятрас Масколайтис. Он, как и Альфас Юкнюс, был родом из Литвы. Вырос в богомольной семье. Закончил Вильнюсскую прогимназию, и миссионеры-литовцы увезли его в Италию, в салезианский монастырь. Масколайтис был очень чувствительным и робким юношей. Доставая из кармана документы, он дрожал всем телом. Лицо его то краснело, то бледнело, а жилки на висках так напряглись, что, казалось, того и гляди лопнут.

Но проверка документов оказалась весьма поверхностной. Молодые миссионеры вздохнули с облегчением. А Масколайтис, заполучив обратно свой несколько помятый заграничный паспорт, чуть было не поклонился пограничнику. Все чувствовали себя счастливыми.

В порту монахов встретил представитель Гуаякильского монастыря салезианцев и отвел их в помещение, по-видимому специально предназначенное для прибывающих подобным образом. Он объяснил юношам, что в целях предосторожности им не следует сразу отправляться дальше. Чтобы скрасить их пребывание в этом помещении, он предложил молодым людям спелые бананы и душистые ананасы. Джиованни Казираги во всеуслышание выразил свое удивление:

— Ведь из Италии мы уехали весной!

Три недели плыли они по океану, а казалось, будто прошло полгода. В Италии они оставили цветущие сады и буйные альпийские луга, а здесь — осень. Спелые плоды. Воздух душный, подернут дымкой, как перед сильной грозой. Уже наступил период дождей.

Под вечер в помещение вошел крупный мужчина с толстыми губами и черными, блестящими, словно антрацит, глазами. У порога он несколько раз поклонился, поздоровался по-испански и попросил юношей по одному направиться к грузовой автомашине «форд», стоящей за рынком.

Как выяснилось потом, это был местный фермер, который за солидное вознаграждение переправлял вновь прибывающих миссионеров в салезианский монастырь в Гуаякиле. Если полицейские или жандармы останавливали машину и интересовались документами пассажиров, фермер заверял их, что везет на свою асиенду специалистов сельского хозяйства.

Молодые люди поднялись со своих мест. Первым вышел Пятрас Масколайтис. Он всегда старался выглядеть самым исполнительным и старательным. Быстро, не оглядываясь по сторонам, направился он через рынок к машине. Зато Альфас Юкнюс и де ла Фуэнте буквально впились глазами в пеструю рыночную толпу. Прежде всего им бросились в глаза индейцы, одетые в пончо — большие пестрые четырехугольные накидки с прорезью для головы. Много было здесь метисов и мулатов с кожей цвета какао. Встречались и стройные, очень высокие негры. И почти каждый что-либо предлагал. Один — говорящих попугаев, другой — шкуру ягуара, третий — живых ужей, якобы способных защищать жилище от ядовитых насекомых, четвертый — крошечных пестрых птичек.

Было тут полным-полно и всякой снеди. Лежали горы початков кукурузы, стояли мешочки с рисом. В больших корытах вяло разевали рты недавно выловленные рыбины. Рынок гудел разноязычной речью.

— Смотри, смотри, обезьянка! — толкнул Юкнюса в бок де ла Фуэнте.

Оба они уставились на зверька. Обезьянка перепрыгивала от одного продавца к другому, хватала из плетеных корзин бананы и, изящными движениями очистив их от кожуры, отправляла себе в рот. Увлекшись этим экзотическим зрелищем, молодые монахи не заметили, как отстали от своих товарищей. Спохватившись, они поспешили вдогонку.

Не без труда разыскали юноши среди множества стоявших за рынком грузовых автомашин ту, которая была им нужна. Как только машина двинулась, взгляд их устремился вдоль захламленных улиц, которые извивались между голубыми бухтами или повторяли изгибы реки Дауле.

Из истории монахам было известно, что Гуаякиль основан в 1535 г. одним из офицеров армии Писсаро — Себастианом де Беналькасаром. Он жестоко относился к индейцам, и те, будучи не в силах стерпеть издевательства и притеснения, втайне ополчились против завоевателей и внезапно напали на них. Там, где стоял город, остались лишь пепелища. Спустя некоторое время испанцы отстроили Гуаякиль, оборудовали причалы для кораблей. Однако у мореплавателей этот город еще многие годы именовался «пастью смерти», «кладбищем на Тихом океане»…

Машина катила по предместью Гуаякиля. Здесь жались друг к другу построенные на сваях лачуги из досок или картона с темными проемами вместо окон. На узеньких мостиках, соединяющих лачуги с берегом залива, сновали собаки и кошки, играли бледные, худые и грязные дети. То тут, то там можно было видеть женщин, которые несли гроздья бананов.