ЛУБЯНКА. Сталин и МГБ СССР. Март 1946 — март 1953

Ответ:Знаю.

Вопрос:МЕЛЬНИКОВ, признавшись на следствии в шпионаже, назвал и вас в числе секретных сотрудников английской разведки.

Как совместить его показания с отрицанием вами причастности к шпионской работе в СССР?

Ответ:Фактами МЕЛЬНИКОВ располагать не мог, да и знакомство наше не было близким.

Вопрос:Достоверными фактами располагает и арестованный нами ШЕСТОПАЛ Николай Михайлович. Вы с ним знакомы?

Ответ:Знаком.

Вопрос:Еще бы! Его домашний телефон К 7-22-29 обнаружен в вашем блокноте, а его квартиру по улице Чернышевского, дом 37, как показала слежка, вы посещали неоднократно.

Чем объяснить эту привязанность к ШЕСТОПАЛУ?

Ответ:Личная симпатия, и только.

Вопрос:Неправда! ШЕСТОПАЛ также признался в совершении сообща с вами преступлениях и может напомнить о них. Вы в этом нуждаетесь?

Ответ:Отнюдь нет, хотя ШЕСТОПАЛ всего обо мне не знает. Для ШЕСТОПАЛА я — американский разведчик, но, как вам известно, мое падение началось еще в Англии. В Советском Союзе английская разведка восстановила со мной связь в 1940-ом году.

По приезде в Москву, в первых числах февраля 1934 года, я явился к заведующему отделом международной связи ИККИ АБРАМОВУ. Он направил меня преподавателем радиодела в секретную школу связи под условным наименованием «Второй пункт Коминтерна», размещавшуюся близ станции Челюскинская по Ярославской дороге.

Зная, что через два-три года мне предстоит вернуться в Англию и не миновать отчета ЛАЙНУ, я принялся за выполнение его инструкций.

Вопрос:Или, точнее, приступили к поискам связей с троцкистами?

Ответ:Да. В школе я сблизился с троцкистом, работавшим начальником материальной части. Немец по национальности, он присвоил себе французское имя — Жан ЖЕРМЕН. Его жена, немка, также величала себя по-французски — Ивонн. Однако слушатели школы, разобравшись в причудах ЖЕРМЕНА, прозвали его в насмешку Ганцем, и жену Лоттой.

ЖЕРМЕН при встречах со мной не скупился на краски, чтобы в мрачных тонах обрисовать положение в СССР. Оба мы утверждали, что страна бедна техникой, а население ее испытывает лишения.

В беседах со слушателями я и ЖЕРМЕН внушали, что они зря теряют время и учеба им впрок не пойдет. Слушателей мы настраивали против политики Коминтерна.

Связь с троцкистом ЖЕРМЕНОМ я поддерживал до его ареста в конце 1937 года.

Вопрос:Однако не в этом ваше главное преступление. Переходите к показаниям о вашей шпионской работе в СССР.

Ответ:В конце 1937 года школа связи была ликвидирована и, поступив на работу в Учпедгиз переводчиком, я через некоторое время принял советское гражданство. Не имея права оставаться в английской компартии, заявление о переводе в ВКП(б) я, однако, не подавал.

Вопрос:В силу своих враждебных убеждений?

Ответ:Я это признаю.

Вопрос:В таком случае что же помешало вам вернуться в Англию, если не по вас оказалась жизнь в советской стране?

Ответ:Меня обременила семья: жена и появившийся у нее ребенок.

Вопрос:На ком вы женились?

Ответ:ВЫШИНСКАЯ Ольга Ильинична, вышедшая за меня замуж, работала в Центральном Аэрогидродинамическом Институте инженером-конструктором пропеллеров. Впрочем, с женой мне явно не повезло. Она старше меня почти на девять лет, и ей сейчас 54 года. ВЫШИНСКАЯ до меня имела мужа и от него двое детей.

Вопрос:Тем не менее вы вступили в этот неравный брак?

Ответ:Я совершил опрометчивый, безрассудный поступок, и совместная жизнь с ВЫШИНСКОЙ в одной квартире с ее бывшим мужем оказалась мне в тягость.

Вопрос:Не прикидывайтесь наивным! Вас, старого английского разведчика, интересовала не столько сама ВЫШИНСКАЯ, сколько место ее работы, ЦАГИ. Так и говорите.

Ответ:Не стану отрицать, что брак с ВЫШИНСКОЙ я использовал в преступных целях.

Вопрос:О ВЫШИНСКОЙ — позже, а пока обстоятельства, при которых с вами восстановила связь английская разведка?

Ответ:Осенью 1939 года в Москве меня разыскал Джон ГИББОНС. Он уже несколько лет проживал в СССР и работал редактором английской секции Всесоюзного Радиокомитета.

ГИББОНС обрадовался нашей встрече. «О, мой друг, — сказал он, — в поисках я сбился с ног, но вас не находил». — «В этом нет ничего удивительного, — возразил я ГИББОНСУ. — Вы искали Джона МУРРЕ, а я теперь пользуюсь своей настоящей фамилией — ХАННА».

ГИББОНС без лишних слов предложил перейти на работу под его началом, в английскую секцию Радиокомитета. Мой отказ он и слушать не хотел. Через неделю я оказался на новой службе, в должности переводчика.

ГИББОНС враждебно относился к внешней политике Советского правительства. По поводу воссоединения Прибалтийских республик и Бессарабии с СССР он утверждал, что под благовидным предлогом происходит-де передвижка советских границ на запад, а в период войны с Финляндией временную задержку Красной Армии у линии Маннергейма расценивал как проявление ее слабости.

В 1940 году ГИББОНСА тревожило положение Англии, терпевшей бедствия в результате войны с Германией.

В радиопередачах из Москвы, готовившихся ГИББОНСОМ, в оценке происходивших военных событий слышался голос англичанина и нарушался нейтралитет, которого следовало тогда придерживаться советскому радио.

ГИББОНС в Радиокомитете группировал вокруг себя англичан. В январе 1940 года он познакомил меня с московским корреспондентом английской газеты «Дейли Геральд» Джоном ЭВАНСОМ, представив его как старого друга.

Английская разведка дала знать о себе.

Вопрос:Через ГИББОНСА?

Ответ:Нет, ЭВАНС явился связующим лицом между мною и разведкой.

Вначале он возбуждал во мне патриотический порыв, хотя и без того я чувствовал себя англичанином, обязанным помочь родине. ЭВАНС — единственный из моих знакомых англичан овладел русским языком еще до приезда в Советский Союз. Он знал культуру и быт страны, получив, по-видимому, в Англии специальную подготовку. Между собой, однако, мы разговаривали только по-английски.

Сближение наших точек зрения началось с одинаково враждебной оценки советско-германского договора, от которого якобы выиграла Германия, накопив значительные ресурсы сырья и продовольствия для войны с Англией. «Мы — соотечественники, — постоянно подчеркивал ЭВАНС, — и наедине можем беседовать по душам, оценивая события под углом интересов своей страны. В Советском Союзе, — утверждал он, — мы чувствуем себя чужими, тут все не по нас».

В связи с введением в стране карточек он с издевкой говорил, что незачем было прибегать к нормированию снабжения продуктами питания, так как рабочие и служащие все равно нормированы их низкой-де заработной платой. В начале войны с Германией ЭВАНС уверял меня, что Советский Союз потерпит поражение.