Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

О дальнейшей судьбе Кордуна и Берензона авторам ничего не известно. Однако из десятков амнистированных и отправленных на фронт украинских чекистов погибла сравнительно небольшая часть. Это начальник 9-го отдела УНКВД по Днепропетровской области Д.Я. Клибанов (в 1940 г. осужден на 7 лет, амнистирован в сентябре 1942 г., погиб в 1943 г.); начальник 3-го отделения СПО УНКВД по Харьковской области В.Р. Липко (арестован в 1939 г., осужден на 10 лет, амнистирован в сентябре 1942 г., погиб в 1943 г.); врид особоуполномоченного УНКВД по Житомирской области лейтенант ГБ В.Я. Вольский (осужден на 8 лет в 1939 г., амнистирован в декабре 1942 г., пропал без вести в 1944 г.) [1071] Сведения А.Н. Жукова (Москва). . Те же чекисты, которые воевали не в рядовых званиях, а также смогли устроиться «по специальности», имели очень хорошие шансы уцелеть.

В историографии существует несколько расхожих интерпретаций бериевской чистки 1939–1941 гг., которые, с нашей точки зрения, все имеют право на существование, поскольку каждая из них адекватно объясняет тот или иной фрагмент происходившего. Первое, наиболее распространенное объяснение, сводится к феномену «клановой чистки»: также, как в конце 1936 г. Ежов инициировал чистку «ставленников» Ягоды, в результате которой по обвинению в контрреволюционных преступлениях за 1937–1938 гг. были арестованы 1862 оперативных сотрудника госбезопасности [1072] Еще 411 сотрудников ГБ были арестованы в 1937–1938 гг. по обвинению в совершении уголовных преступлений. Petrow Nikita . Die Kaderpolitik desNKWD 1936–1939. S. 29. , так и в 1939–1941 гг. Берия вычищал из органов НКВД бывших «ежовцев». Под «ежовцами» в первую очередь подразумевается разветвленный клан чекистов Северного Кавказа, сформировавшийся сначала вокруг видного руководителя ВЧК-ОГПУ Е.Г. Евдокимова и являвшийся опорой Н.И. Ежова в период его нахождения на посту наркома внутренних дел СССР.

Согласно еще одному популярному объяснению, в ходе бериевской чистки произошло наказание действительных «перегибщиков», заправил террора, в некоторых из которых обстановка массовых операций выявила или подстегнула садистские наклонности. Речь идет о «передовиках» репрессий, людях, «творчески» подошедших к следствию, истязавших арестованных и фабриковавших дела, фальсифицировавших документы и доказательства, садистах, извращенцах и мародерах, чьи преступления очевидным образом компрометировали власть. По указанию Сталина в начале 1939 г. в Новосибирске был даже проведен открытый процесс над второстепенными чекистами Кузбасса, сфабриковавшими на несовершеннолетних скандальное дело о заговоре [1073] Тепляков AT. «Детское дело» в Кузбассе: к вопросу о подоплеке открытого процесса 1939 г. над чекистами — «нарушителями законности» // Судебные политические процессы в СССР и коммунистических странах Европы: сборник материалов франко-российского семинара (Париж, 29–30 ноября 2010 г.). — Новосибирск, 2011. С. 141–154. . Н.В. Петров так писал о чекистах «бериевского призыва», осужденных уже после смерти Сталина: «Суд для многих из них стал неприятным сюрпризом. Они верили в свою безнаказанность и, например, как Рюмин, самонадеянно полагали, что история органов начинается с них и опыт предыдущих поколений чекистов — ничто. Им совсем не хотелось думать, что они могут разделить опыт своих предшественников, расстрелянных за излишнее рвение и бездумное выполнение преступных приказов» [1074] Петров Н.В. Палачи. Они выполняли заказы Сталина. — М.: Новая газета, 2011. С. 10. . Петров дает здесь довольно шаблонное объяснение кампании по осуждению чекистов, в т. ч. применимое к чекистам, осуществившим Большой террор. Фактически речь идет все о тех же пресловутых «перегибах», к которым приводило «рвение» и «бездумное выполнение приказов». Несмотря на свою лапидарность, эта интерпретация также имеет право на существование. Особенно адекватно она объясняет мотивацию трибунальских судей и обоснование вынесенных приговоров. Со стороны же руководства НКВД было важно убрать сотрудников, замешанных в мародерстве, неподходящем социальном и национальном происхождении, скомпрометированных связями с нелояльными лицами, запустившими оперативную работу и т. д.

Еще одним объяснением, достаточно близким к интерпретации кампании бериевской чистки как акции по наказанию «перегибщиков», является утверждение о внезапной, совершенно неожиданной для самих чекистов «криминализации» их действий. Арестованные сотрудники госбезопасности чувствовали себя преданными: они лишь выполняли приказы руководства, приказы, которые, как им неоднократно заявляли, исходили с самого верха советской политической пирамиды, и вдруг власть поменяла правила игры. «Плавающая» криминализация как принцип была отличительной чертой советского режима, особенно резко проявившись в период Большого террора. Сначала тройки и двойки стали осуждать людей к смертной казни или длительным срокам заключения за проступки, действия или поведение, которые раньше не подлежали уголовному наказанию или карались сравнительно мягко. А в кампанию чистки 1939–1941 гг. криминализация распространилась на самих чекистов, причем их наказывали не только за эксцессы, но и за вполне «нормальные», с их точки зрения, рутинные следственные действия.

Наша гипотеза опирается на один из главных результатов исследований Марка Юнге, который гласит, что в годы Большого террора центр отказался от значительной части своих полномочий в пользу периферии, как того требовала специфика проведения массовых операций. Но это положение нуждается в развитии: «трансфер» карательной компетенции затронул не только внесудебные инстанции — тройки и двойки, не только руководство управлений и отделов, но и весь чекистский аппарат, до самого низа, вплоть до рядовых сотрудников госбезопасности, а также приравненных к оперативникам милиционеров и фельдъегерей, активно помогавших в следствии. У исполнителей в ходе Большого террора явно произошло «головокружение от успехов». Если же перефразировать известное высказывание еще одного вождя, то в 1937–1938 гг. многие сотрудники НКВД на собственном опыте убедились, что только «хороший чекист» может быть «хорошим коммунистом», вне критики и подозрений.

Н.И. Ежов уже в середине 1937 г. похвалялся своим влиянием, а также значимостью начальников управлений НКВД: «Я нарком внутренних дел, я секретарь ЦК, я председатель партконтроля, вот попробуй кто-либо на меня пожаловаться, куда пойдешь, в НКВД — у меня тут свои люди, пойдешь в ЦК, там мне сразу же Доложат, а в партконтроле я же председателем, как же без меня какое-либо дело решать, вот видишь, как получается, куда ни кинь, все Ежов. […] Вот создам ЧК, все будут дрожать перед ней […] Пусть знают, что такое ежовская разведка. […] Внутренние дела и иностранные у меня сейчас в руках […] начальники [НКВД] на местах сейчас имеют огромную власть, во многих местах они сейчас первые люди» [1075] Показания С.Ф. Реденса от 14 мая 1939 г. // ЦА ФСБ РФ. АСД на С.Ф. Реденса № Р-975047. В 2-х тт. Т. 1. Л. 205–240. . НКВД на местах стал организацией, которая фактически терроризировала местные комитеты партии на персональном уровне и являлась главной кадровой инстанцией с точки зрения чистки и пополнения партийносоветской, профсоюзно-комсомольской, военной и хозяйственной номенклатур. В ноябре 1938 г. центр вернул себе свои карательные и кадровые полномочия, но исполнителям на местах необходимо было наглядно продемонстрировать, насколько вновь сузились рамки их свободы действий, в первую очередь — в отношении членов ВКП(б) и партийных организаций.