Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Между тем военная прокуратура в Новосибирске не собиралась мириться с прекращением дела на Гапонова и 17 декабря 1942 г. отменила оправдательный приговор, постановив взять чекиста под стражу. Правда, военный трибунал войск НКВД Западно-Сибирского округа в Томске 25 января 1943 г. не смог начать рассмотрение дела Гапонова, Кордуна, Абрамовича, Берензона, Машковского и Гнесина, поскольку с осени 1942 г. Гапонов был убран с гласной работы, использовался управлением НКВД как специальный конспиративный агент и находился «в продолжительной и серьезной оперативной командировке». Берензон был переведен из Томска в НТК № 6 и тоже не был доставлен на засеДание. Дело было приостановлено, однако прокуроры быстро добились присутствия Гапонова на суде. Обвинение подчеркивало применение чекистами «средневековых» и «инквизиторских» пыток [1046] Архив УСБУ по Одесской обл. АСД на С.И. Гапонова и др. № 03424 в 5 тг. Т. 4. Л. 572, 578, 585–586 об. . Но Гапонов и его подельники использовали прежнюю тактику отрицания основных свидетельских показаний о нарушении ими законности, упирая на свою преданность НКВД и советской власти, и она оказалась достаточно действенной. Обычно судьи отправляли осужденных чекистов на фронт — так произошло и на этот раз. Получив 26 апреля 1943 г. длительные сроки заключения, подсудимые были тут же амнистированы и направлены в действующую армию. Причем Гапонов отправился туда последним, поскольку считался ценным агентом, и руководство УНКГБ по НСО в конце 1943 г. просило наркомат разрешить оставить его в своем распоряжении.

Оказавшись в Красной армии в должности интенданта 2-го ранга (подполковника), Гапонов благополучно дожил до победы. В последующем он спокойно вернулся в Киев, где многим запомнился как беспощадный инквизитор периода 1935–1938 гг., и встретил старость на хозяйственной работе. В 1950-х гг. Гапонов работал в тресте «Киевгорсвет», будучи заслуженным коммунистом и участником войны. Сын Гапонова пошел по стопам отца и много лет проработал в системе МВД: известно, что Киевская высшая школа МВД в марте 1974 г. запросила в УКГБ по Одесской области личное дело С.И. Гапонова в связи с тем, что его 42-летний сын Юрий, как сотрудник школы, подлежал дополнительной спецпроверке [1047] Личное дело Гапонова. Т. 2 (конверт). . Последний раз дело Гапонова государственные структуры затребовали в момент краха СССР — в январе 1992 г. военная прокуратура СибВО (Новосибирск) в порядке надзора проверила дело Гапонова и его подчиненных от 1943 г., и сделала вывод о том, что все эти чекисты были осуждены правильно [1048] Там же. Т. 2. Л. 595–601. .

В течение всей своей чекистской карьеры — негласной, гласной, затем снова негласной — С.И. Гапонов демонстрировал поведение, свойственное сотрудникам советских органов государственной безопасности. Основной служебной обязанностью Гапонова было изучение людей с целью их сортировки на «своих» и «чужих» (с последующей вербовкой лиц из обоих лагерей в агентурную сеть), а также физическое уничтожение или изоляция «бывших», «антисоветских» и «контрреволюционных элементов». Понимание своей роли как бойца «передового вооруженного отряда партии», находящегося на фронте борьбы с классовым врагом, и в то же время как уязвимого винтика огромной карательной машины, обусловило характерные профессиональные деформации характера Гапонова. К ним в первую очередь относились отсутствие сомнений в непогрешимости «органов»; жестокость и уверенность в том, что арестованный не может иметь никаких прав, даже после освобождения и реабилитации; крайний карьеризм и изворотливость, готовность идти по трупам.

Фигура Гапонова типична для поколения сотрудников государственной безопасности, руками которых сталинская власть осуществила Большой террор. Его социализация пришлась на годы Гражданской войны, взросление и возмужание прошли уже в системе советской тайной полиции, которая сформировала его по своему образу и подобию. В результате он стал не только послушным исполнителем преступных приказов сверху, но и активно вносил свой собственный вклад в массовые репрессии. В его судьбе профессионального специалиста в области провокации и сыска как в зеркале отразились судьбы значительной части чекистских руководителей образца Большого террора — быстрый служебный рост, невзирая на компрометирующие анкетные данные, резкое падение с карьерной высоты в качестве «отработанного материала», примерное осуждение за «перегибы» в отношении нескольких десятков коммунистов, а не тысяч «настоящих врагов», сравнительно быстрое освобождение и благополучное существование во «второй» жизни, где уже не было смертельных качелей беспощадного чекистского мира.

Снисходительный подход к уголовным преступлениям, совершенным «своими» в борьбе с «врагами народа», был характерен для советской власти. Так, в начале 1920-х гг. в отношении так называемых красных бандитов — сотрудников милиции, ЧК-ГПУ, красных партизан, членов сельских коммунистических ячеек — практиковавших бессудные расправы и массовые убийства своих политических противников, применялись формально строжайшие наказания вплоть до вынесения смертного приговора, но в итоге уголовные дела почти всегда заканчивалось помилованием и скорым досрочным освобождением [1049] См. Шишкин В.И. Красный бандитизм в советской Сибири // Советская история: проблемы и уроки. Новосибирск, 1992. С. 3–79; Тепляков А.Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. — М., 2007. С. 155–167. .

Чекисты традиционно считались образцами политической лояльности, поэтому наказания в отношении членов этой кастовой группы советского государственного аппарата всегда были наименее жестокими. Фигура чекиста, осужденного за тяжкие преступления и затем не только досрочно освобожденного, но и возвращенного в органы госбезопасности, стала привычной уже с начала 1930-х гг., когда на службу в систему ГУЛАГ в массовом порядке стали направлять проштрафившихся сотрудников [1050] Тепляков А.Г. Машина террора. С. 97, 499. .

Великая Отечественная война предоставила осужденным чекистам, избежавшим расстрела в 1939–1941 гг., значительно более широкие возможности для реабилитации, чем лагерная система. Интенсивное формирование особых отделов НКВД при воинских частях требовало тысяч новых сотрудников. С точки зрения И.В. Сталина и Л.П. Берии, опытные чекисты, «перестаравшиеся» в годы террора, должны были быть возвращены в систему госбезопасности для ее пополнения и укрепления. Массовая амнистия, осуществленная в отношении бывших работников госбезопасности преимущественно в 1941–1942 гг., стала своеобразным ответом на беспрецедентную чистку «органов» конца 1930-х гг. В этом случае, как никогда ранее, ярко проявилось превалирование политической целесообразности над юридическими нормами, предусматривавшими суровое наказание за совершение особо тяжких преступлений.