Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

В результате этих ориентировок, полученных от Лютого и Шейнина, Широкий начал присматриваться к связям Борисова по его работе. Среди них были Николай Харитонович Смориго [1842], начальник отдела руководящих партийных органов Молдавского обкома КП(б) Украины; Кисель, секретарь молдавского ЛКСМ; Козуб, нарком земледелия МАССР, и другие, в основном чиновники районного уровня. На некоторых из них, по утверждению Широкого, к его приезду в МАССР уже имелись компрометирующие материалы об их принадлежности к антисоветской организации. Кроме того, Широкий отметил, что он лично убедился, что Борисову был присущ «стиль показа».

Показания против Борисова, а также Стрешного были предоставлены и Эрастом Илларионовичем Дербенцевым, до 1935 г. занимавшим пост начальника Управления рабоче-крестьянской милиции НКВД МАССР [1843]. Широкий поверил этим показаниям, несмотря на то, что Дербенцев дал их в качестве задержанного, уже сознавшись «в участии в антисоветской организации на Молдавии». Кроме того, заместителем начальника 3-го отдела, Василием Ивановичем Кирюшиным, с помощью начальника того же отдела, Александра Сократовича Томина, были получены признания от Кошелева, бывшего директора Котовской МТС, где Борисов работал раньше. Показания против Борисова и Константинова дал еще один арестованный — врач Котовской районной больницы Сорочан, который был допрошен Кирюшиным и Томиным [1844].

В середине июля 1938 г. новым заместителем Широкого стал Николай Павлович Малышев, а в начале августа пост начальника 4-го отдела занял Иван Федорович Мягков, переведенный из Одессы. Оба эти чекиста приняли участие в следствии по «правотроцкистскому делу». Мягков преимущественно допрашивал арестованных, принадлежавших к среднему звену номенклатуры, таких как Боржаковский, Верин, Богуш, Царанов [1845], Абрамович, Александров, Стелин и Шендеровский. Широкий признавал, что он также лично допрашивал арестованных, особенно Абрамовича.

Широкий утверждал, что он не давал приказа своим подчиненным собирать компрометирующие показания на Борисова и его «соратников». Наоборот, он якобы очень четко распорядился на этот счет, «предупредив о конспирации и категорически запретив использовать эти материалы в следствии» [1846]. Он признал, что только в протокол допроса Шендеровского были включены неточные данные. Первая «неточность» состояла в том, что в список участников националистического и правотроцкистского подполья был добавлен Константинов, председатель Верховного Совета МАССР. О второй «неточности» в показаниях тендеровского Широкий умалчивает [1847]. Однако утверждение Широкого, что он не давал указаний подчиненным собирать показания на Борисова и его соратников, выглядит неубедительно. Представляется немыслимым в атмосфере того времени, чтобы после того, как Широкий получил четкие приказы от Лютого и Шейнина открыть дело на первого секретаря Молдавского обкома КП(б) Украины, он бы оставил эти приказы без внимания. Слишком велик был риск для Широкого самому оказаться в числе «врагов».

Широкий писал, что «в конечном итоге получилось, в силу изложенных причин, что я неправильно сориентировал следствие на вскрытие верхушки право-троцкисткой организации из-за неверной оперативной оценки мной материалов и всех обстоятельств», связанных с этим делом. Он жаловался на «отсутствие достаточного опыта руководящей работы» и на существование «ненормальной деловой обстановки», которая сводилось к тому, что к его приезду в МАССР имелось свыше 1000 просроченных дел арестованных, из которых 700 человек еще не были допрошены. Еще одна проблема, на которую ссылается Широкий, состояла в том, что из 411 справок по приказу № 00486 ни одна не была оформлена, а НКВД МАССР испытывал недостаток кадров. Поэтому у него не было времени вникать лично во все дела арестованных. Из этого и последовала его «грубая ошибка» и оценка «с неверных позиций» работы комиссии НКВД УССР по проверке НКВД МАССР, а также апелляция ее выводов в ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б) Украины [1848].

6 сентября 1938 г. Широкий написал третье письмо Успенскому. Более половины текста здесь составляют данные, уже приведенные во втором письме. Однако Широкий упоминает и новые детали, связанные с делом Борисова, Стрешного и Константинова. Речь идет в основном о характере личных отношений между ним, Широким, с одной стороны, и вышеназванными руководителями МАССР, с другой. Кроме того, он пишет о времени, когда он начал сомневаться по поводу правдоподобности обвинений против руководства МАССР, и мотивах этих сомнений. Так, Широкий встретился с Борисовым и Стрешным сразу после своего первого приезда в Тирасполь в мае 1938 г., прежде чем он был официально назначен наркомом внутренних дел (то есть до 20 мая 1938 г). Константинова он встретил позже. Все трое его «встретили тепло и отзывчиво», Широкий «платил взаимностью», и в дальнейшем эти отношения были хорошими. За несколько дней до своего официального назначения Широкий встретился с Борисовым, который предложил ему стать кандидатом в члены Молдавского обкома КП(б) Украины и кандидатом на предстоящих выборах в Верховный Совет Украинской ССР. Однако Широкий якобы отверг категорически эти предложения, считая «неверным и нескромным» пойти на такое. Позже Борисов предложил Широкому стать хотя бы кандидатом на выборах в Верховный Совет МАССР. Так как это было сделано «почти в обязательной форме», Широкий на этот раз согласился. По словам Широкого, Борисов внес большой вклад в дело укрепления кадров НКВД, обязав первых секретарей райкомов КП(б) Украины оказать помощь НКВД в пополнении аппарата, особенно отделов милиции. В результате милиция получила 25–30 партийных, советских и комсомольских работников, что было оценено Широким как «оздоровление» милицейского аппарата и положительно сказалось на работе, направленной на выявление «антисоветских элементов».

В свою очередь Председатель СНК МАССР Стрешный предложил Широкому материальную помощь в виде ежемесячной дотации 400–500 рублей из специального фонда, от которой глава НКВД категорически отказался. Это никак не повлияло на их взаимоотношения — напротив, они стали, по крайней мере со Стрешным, «близки к приятельским» [1849]. Из этого следует, что оба высокопоставленных чиновника МАССР, Борисов и Стрешный, постарались наладить хорошие отношения с новым комиссаром внутренних дел МАССР, предложив ему конкретные поблажки, зная, какой властью он обладает.

Кроме этих двух важнейших аспектов письма существует еще один, который заслуживает внимания для понимания механизмов Большого террора. Дословно Широкий писал следующее: «Я здесь не говорю о допущенной мною ошибке в связи с выводами Комиссии [НКВД УССР], так как об этом писал в предыдущем рапорте. Это ошибка явилась следствием с одной стороны нажима на меня руководящих работников, которые верили в показания о Борисове, и с другой, — в результате моей непартийной позиции, желания сохранить “честь мундира”. Это так, и я говорю об этом прямо» [1850].