Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

25 ноября 1938 г. Ежов был снят с должности наркома внутренних дел. Берия произвел практически полную смену не только начальников отделов НКВД СССР и их заместителей, но и почти всех руководителей республиканских, краевых и областных НКВД-УНКВД. На основании решения ЦК ВКП(б) от 5 декабря 1938 г. в период с 10 декабря 1938 г. по 10 января 1939 г. проходила передача дел от Ежова новому руководителю НКВД СССР Берии. Одновременно наркомат был подвергнут проверке комиссией, в которую входили секретарь ЦК ВКП(б), председатель Комиссии партийного контроля А.А. Андреев, заведующий ОРПО ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков и новый нарком Берия.

В ходе проверки звучали резкие высказывания о вредительской работе как наркома, так и руководящего состава НКВД СССР. «Шпионы, враги, — отмечал Маленков, — сидели буквально на всех участках». Проверяя материалы так называемого «спецархива», в который Ежов откладывал компрометирующие материалы на партийных, советских и военных работников высокого ранга, Берия везде ставил пометки о том, что Ежову было известно о врагах, но он не давал ходу этим материалам. В «спецархиве» скопились доносы от 1937 г., найденные Берией, например на В.К. Блюхера, А.В. Косарева и многих других руководителей, репрессированных к моменту проверки наркомата. Содержались в «спецархиве» компрометирующие материалы и на руководящих работников оперативных отделов ГУГБ, которые Ежов придерживал у себя.

В своих выводах комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) руководствовалась положениями постановления от 17 ноября 1938 г. Маленков, Андреев и Берия 9 января 1939 г., представляя Сталину акт приема-сдачи дел по НКВД СССР, сообщали: «1. За время руководства тов. Ежова Наркомвнудел СССР вплоть до момента егр освобождения от обязанностей Наркома большинство руководящих должностей в НКВД СССР и в подведомственных ему органах (НКВД союзных и автономных республик, НКВД краев и областей) занимали враги народа, заговорщики, шпионы.

2. Враги народа, пробравшиеся в органы НКВД, сознательно искажали карательную политику Советской власти, производили массовые необоснованные аресты ни в чем не повинных людей, в то же время укрывая действительных врагов народа.

3. Грубейшим образом извращались методы ведения следствия, применялись без разбора массовые избиения заключенных для вымогательства ложных показаний и “признаний”. Заранее определялось количество признаний, которых должен добиться в течение суток каждый следователь от арестованных, причем нормы часто доходили до нескольких десятков “признаний”».

Далее комиссия отмечала массовое использование провокационных методов, например признаний арестованных в шпионской работе в пользу иностранных разведок для дискредитации правительств этих государств и обещаний освобождения после таких показаний [120] Там же Ф. 3 Оп. 6. Д. 8. Л. 9. .

Увидев существенные изменения в карательной политике, приводившие к арестам исполнителей, сотрудники оперативных подразделений НКВД стали направлять письма Сталину. Они пытались доказать, что действовали в соответствии с теми установками, которые получали от своих руководителей. Секретарь парткома УНКВД Орловской области писал в начале декабря 1938 г. о наркоме внутренних дел Ежове, являвшемся секретарем ЦК ВКП(б). Из этого следовало, что все его указания являлись для оперативного состава установками партии, и высшее руководство знало о репрессиях. Тут же предлагалось осудить тех, кто фальсифицировал дела, то есть наиболее рьяных исполнителей: «Но вот я что-то не слышал, чтобы привлекли к ответственности “липачей”, сфабриковавших дело». Сталин согласился и на полях оставил помету: «Привлечь» [121] АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 406. Л. 153–154. .

Одновременно возникала существенная проблема, касающаяся дальнейших действий сотрудников органов НКВД. Секретарь парткома УНКВД по Орловской области отмечал, что работники прокуратуры стали всячески затягивать дела, возвращая их обратно в управление. Сталин явно не одобрил действия прокурора, поскольку написал его фамилию на первой странице и адресовал письмо Берии.

7 января 1939 г. Сталин отметил в письме начальника Бобруйского горотдела НКВД положение об «ослаблении чекистской бдительности». Начальник горотдела прямо писал, во-первых, о том, что в нарушения революционной законности был втянут почти весь оперативно-чекистский коллектив. Во-вторых, он сетовал на то, что на оперативном совещании 27 декабря подводились итоги работы за период после ликвидации чрезвычайных органов (троек), созданных для проведения массовых операций. В итоге за это время было арестовано всего 20 человек. В органах сложилась обстановка, когда сотрудники ожидали арестов. Он приводил примеры, когда начальник ДТО ГУГБ НКВД Белорусской железной дороги Морошек, будучи вызван в наркомат, сразу покончил жизнь самоубийством. Начальник УНКВД Полесской области Белоруссии отправил всю семью к родственникам, пред* чувствуя близкий арест [122] Там же Д. 407. Л. 32–33. .

10 января Сталин направил шифртелеграмму, в которой признал, что физические меры воздействия были официально разрешены ЦК ВКП(б) в виде исключения «в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, — следовательно продолжают борьбу с Советской властью, также и в тюрьме». Сталин отметил, что такая установка ЦК ВКП(б) принесла свои результаты, способствовала «ускорению дела разоблачения врагов народа». Такой метод мог быть использован в дальнейшем в борьбе с противниками советской власти [123] Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш», 1939 г. — март 1946. С. 14–15. .

Партийные органы на местах, объективно изучив положение дел, стали требовать привлечения к)головной ответственности значительной части оперсостава. Секретарь Смоленского обкома, например, настаивал на аресте многих работников УНКВД, так как получал многочисленные жалобы от ранее арестованных и затем освобожденных жителей города о применении к ним физических методов воздействия. Своей телеграммой Сталин фактически взял под защиту сотрудников НКВД, не желая дискредитировать организацию, которая являлась опорой его власти и выполняла указания Политбюро ЦК ВКП(б) в годы Большого террора.

Сталин также не инициировал массовые открытые процессы по делам арестованных сотрудников НКВД. На заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б) были рассмотрены всего несколько раз вопросы об осуждении фактов нарушений законности, проведении судов и наказании конкретных виновных. Сталину поступило сообщение об учителе Садалюке, арестованном за принадлежность к румынской разведке, и вопрос о нарушении законности рассматривался на заседании Политбюро [124] Хлевнюк О.В. Сталин, НКВД и советское общество. . Сотрудникам НКВД понадобился легковой автомобиль, которым был награжден учитель. Автомобиль был конфискован и фигурировал в уголовном деле в качестве купленного Садалюком на деньги румынской разведки.