Ольга Хорошилова - Молодые и красивые. Мода двадцатых годов

Мадам великолепно вела дела. Считая, что роскошными туалетами много не заработать, расширяла ассортимент в угоду новому времени. После войны Европа отстраивалась, появилась необходимость в новых интерьерах, мебели, новом уюте, радующем глаз и экономящем время. В1920 году Ланвен основала линию домашнего декора Decoration, главным художником которой был Рато. Повальное увлечение спортом, настоящая мания, смущало неспешную мадам, но делать нечего, и в 1923 году она запустила линию Lanvin Sport, предлагая удобные, легкие, современные тайеры, теннисные платья и платья пляжные, пуловеры, клоши, шарфы. Через два года – еще две линии – мужскую и нижнего белья, став первым французским модельером, создававшим женскую, детскую и мужскую одежду. С1924года дом Lanvin предлагал парфюмы. Самый ранний – «Му Sin», а самый успешный – «Arpege» (1927 год), автором которого был французский парфюмер Андре Фрейс.

Жанна Ланвен с дочерью в маскарадных костюмах

1907. Фототипия.

Частная коллекция

Сейчас ассортиментную стратегию Ланвен назвали бы lifestyle. А ее империю – концерном. Ведь мадам стремилась производить все и только собственными силами. Она, к примеру, открыла мануфактуру по окраске текстиля, наняла вышивальщиц, которым строго-настрого запрещала болтать вне стен модного дома о том, что создавали внутри. Этим она решила две задачи – ограничила отток финансов и обезопасила себя от угроз промышленного шпионажа, впрочем, ненадолго. Популярность Lanvin на рынке моды подогревала разведчиков, а также бутлегеров, продолжавших выпускать контрафакты, несмотря ни на что. Мадам боролась, но отлично понимала: «Подделывают – значит существую».

Арман Альбер Рато. Рисунок, изображающий Ланвен с дочерью в маскарадных костюмах

Журнал Vogue (Paris), 1928.

Архив О. А. Хорошиловой

«Arpege», один из самых популярных парфюмов модного Дома Lanvin

1927 год. Частная коллекция

Логотип модного Дома Lanvin, решенный в оттенке «синий Ланвен» Архив О. А. Хорошиловой

Она обожала мужчин. Жить без них не могла. В общем, с кем не бывает. Это нормально, это еще в начале XX века перестали считать пороком. И всем женщинам это свойственно – в большей или меньшей степени. Но ее обожание было особого рода. Она обожала мужчин глазами, телесный контакт считая приятным последствием. Габриэль обожала мужчин рассматривать, оценивать, очерчивать стройный силуэт заметливыми глазами швеи, отмечать наиболее удавшиеся природе места – литую шею, эполетную бахрому плеч, упругую талию, запряженную в тугой корсет, стальные ягодицы, охваченные тесными бриджами, наполированные воронки икр в черных гетрах. Таких литых хватов-кавалеристов было много в ее родном Сомюре. И юная Габриэль без устали наблюдала, тихонько молодцами восхищаясь. Все в них было идеально, ловко, продумано с каким-то бережливым толковым расчетом. Ничего лишнего.

Она неистово завидовала мужской безгрудости. То, что пииты считали венцом творения, кульминацией женского тела, Шанель яростно ненавидела. Но чтобы ее понять, надо знать, какими в конце 1890-х были дамские груди! Мешки с картошкой, жирные сливки на тестяных корзинках, зобы наглых сытых голубей – так, верно, их называла мадемуазель. И это природное изобилие увеличивали изгибчивые корсеты, и от них грудь росла, колыхалась и клонилась вперед, и скрывавшие ее батистовые оборки, шитье, кружева казались поэтам вкусной пенкой пьянящего напитка, и пенка шипела и скатывалась по тугому стану. И женщина становилась слаще. «Глупые, жирные курицы», – шипела Габриэль.

Габриэль Шанель

Середина 1920-х годов.

flickr.com

Мужчин она обожала, потому что они были из какой-то совсем другой эпохи, возможно будущего. А женщин открыто презирала, потому что они воплощали современность, Прекрасную эпоху («И какой болван ее так назвал!»). Она ненавидела ее за дурной вкус и показное мещанство, за приторность и мерзкие «фру-фру». А еще за то, что в ней не было места таким, как Габриэль, незаконнорожденным детям презренных бедняков с богатым воображением и вселенскими амбициями. Таких нигде не принимали.

Мужчины, к счастью, победили. Прекрасная эпоха скоропостижно скончалась летом 1914 года от прусского апоплексического удара. Настало время литых крупов, стальных шлемов и железных крестов. Бомбы Великой войны разнесли в клочья былую красоту и наивные буржуазные «принсипы». Женщинам позволили работать и зарабатывать, и забыть о своем сомнительном происхождении. Им даже позволили быть немного мужчинами.

Шанель была немного мужчиной. Слов не выбирала, говорила резко, смотрела прямо (на многих фотографиях, в цветнике подружек, только она и глядит бесстрашно в объектив), работала много и делала что хотела. Ее мужчины, ее спонсоры, Бальзан и Кэпел, находили это милым. И ничуть не сопротивлялись, когда Габриэль умыкала из их богатых гардеробов сорочки, воротнички, пиджаки и бриджи. И, закрывшись в комнатке, сочиняла костюмы для себя – довольно мужские. Бальзан и Кэпел находили их соблазнительными.

Так, во время Великой мужской свалки, на деньги мужчин, восхищаясь мужчинами, Шанель выкраивала новый силуэт новой эпохе – прямой и резкий, как она сама, безгрудый и безбедрый, как она сама, силуэт девушки-мальчика, стройной garçonne. Ее собственный силуэт.

Коко Шанель со стрижкой «боб»

1920 год.

Из фонда А. А. Васильева

Классикизирующий стиль Шанель двадцатых сформировал триумвират – безудержная любовь к себе и противоположному полу, демократизм послевоенного общества и экономия времени, которое теперь означало деньги, много денег.

Она сделала модным то, что сама любила, что ей бесспорно шло. Еще в 1910 году рискнула явиться на скачки во всем удобном (то есть немыслимом, мужском) – шерстяной юбке, сорочке с высоким пристяжным воротничком, шелковом галстуке своего любовника Бальсана, широченном пальто с рукавами-реглан из гардероба барона

Фуа и соломенной шляпке, которую смастерила сама. Попробовала – понравилось, и удобство этого костюма и возмущенные взгляды светских дам, тех самых «глупых, жирных куриц». В 1920-е она успешно сторговывала клиенткам гарсонистые сорочки с галстуками или бантами, жакеты и легкие шерстяные пальто, скопированные с аналогичных мужских, романтичные светлые накидки с толстыми перевязями крест-накрест (их присмотрела у неуклюжих девушек-добровольцев YMCA).