Ленина Кайбышева - После Чернобыля

— Анатолий Андреевич был очень добрым человеком,— рассказывает припятская соседка Н.А. Корякина, старший инспектор по табельному учету ЧАЭС.— Мне кажется, у него и зла не бывало. Очень скромный, немногословный, постороннему он мог показаться нелюдимым. Но это было бы ошибкой. Никогда не отказывал, о чем ни попроси. Случалось, скажу: “Надо бы в лес погулять поехать”.— “Ну что ж, поедем”. Через несколько минут сам стучится в дверь: “Ты готова? Поехали”. А ведь всегда был занят работой. На письменном столе, даже на кровати схемы разложены. В конце концов, и семейные планы могли быть другими. Но Анатолий Андреевич каким-то удивительным образом умел мигом урегулировать все проблемы.

— Он был веселым, озорным, зажигательным человеком,— вспоминали друзья в годовщину со дня гибели, собравшись в квартире его семьи.— Многим открыл дорогу в атомную энергетику, многих принимал на работу. Его знания, тонкое владение предметом беседы, спокойствие и доброжелательность располагали новичка при первой же встрече. И это впечатление не ослабевало с годами.

...А.А. Ситников за поврежденный реактор не отвечал. Но, обычно спокойный и уравновешенный человек, он бросился на станцию одним из первых — иначе поступить просто не мог. Дело даже не в том, что никто на ЧАЭС не знал лучше его третий и четвертый энергоблоки — он сознавал, что может оценить ситуацию и сделать необходимые распоряжения быстрее других. Этот человек всю жизнь был одержим работой, и в вузе, и на Дальнем Востоке, где он работал, прежде чем приехать на Украину, чувство долга у него вытесняло все остальные. Это было не производственное, а личное качество. Все знавшие Ситникова считали его олицетворением совести.

Вот и на этот раз Анатолий Андреевич сам шел в наиболее опасные места. Обследовал помещения, примыкающие к разрушенному реактору и составил конкретную оперативную картину разрушений. Почувствовал себя плохо, но, никому об этом не сказав, добрел до своего кабинета, чтобы немного отлежаться. Встать уже не мог. Там и нашла его по телефону жена Эльвира Петровна. Но он звонил в медпункт, чтобы узнать о здоровье других.

Из личного дела А.А. Ситникова: родился 20 января 1940 года в селе Воскресенское Спасского района Приморского края. В 1963 году окончил Дальневосточный политехнический институт им. Куйбышева во Владивостоке. Поработав там же, в проектном институте, в 1975 г. приехал в Чернобыль — начальником смены реакторного цеха. Затем долго работал заместителем начальника смены станции, заместителем начальника, а потом и начальником реакторного цеха № 2. В связи с пуском третьего энергоблока награжден орденом “Знак Почета”.

В начале апреля 1986 г., незадолго до аварии, стал заместителем главного инженера по эксплуатации первой очереди ЧАЭС (энергоблоки № 1 и 2). Быстро сумел наладить очень хороший контакт с людьми и старался вникнуть в любую мелочь по службе. Он врастал в эту работу, не совершив ни одной ошибки: добросовестность и глубина проникновения в дело шли от души. Ничего он не делал плохо. И в обычных условиях, например, во время плановых ремонтов от него не слышали: “Пойди, посмотри”. Сам пойдет, проверит каждую мелочь и поправит, если надо. Он и дома утопал в мыслях о работе и мог не заметить, скажем, новые занавески.

На похороны Ситникова прилетел его друг из Иркутска. Рассказывал, что Анатолий в институте на Дальнем Востоке был бессменным старостой, олицетворением совести и благородства, трудягой из трудят. “Мы и сегодня свои поступки меряем по его мерке: а как бы поступил он?”

...В Музее гражданской обороны на вечере памяти в 1987 г. выступает Эльвира Петровна Ситникова:

— Эксплуатационники хорошо понимали, какая беда может разразиться, если они покинут свой блок. Когда по телефону ночью на станцию вызвали моего мужа, я спросила его: “Зачем ты едешь? Ведь это не твой блок, ты за него не в ответе”. Он сказал лишь: “Так надо. Не знаю, что произошло”. А потом, в больнице, объяснил: “Если бы взорвался не только четвертый, но и другие блоки, то не было бы Украины. А может, и пол-Европы”.

Я была в Минэнерго СССР, когда туда позвонила Э.П. Ситникова. Мне сказали: “Все, что Вы услышите от Эльвиры Петровны — верно”. “Я буду преклоняться перед ней всю жизнь”— это сказал друг Ситникова по Припяти А.Г. Кедров (после аварии он стал заместителем начальника реакторного цеха по эксплуатации).

Она приехала в Москву, чтобы ухаживать за мужем, и поселилась в гостинице медицинских работников. Эльвира Петровна делала такое, что не всегда под силу медицине: без внешних эмоций, по-домашнему, подбадривала не только своего мужа, но и остальных. Некоторые были их личными друзьями. Ухаживала за всеми, как сиделка. И при виде ее даже измученные страданием, умирающие люди улыбались.

“Как-то она зашла ко мне,— рассказывал Петр Паламарчук — я спросил ее о здоровье мужа. “Ничего. Ты обязательно поправишься, ведь критические 21 день прошли!” Лишь потом я узнал, что за два дня до этого ее муж умер!”

За день до смерти Анатолий Андреевич попросил ее и “потом” приходить в больницу. “Ты нужна им, не оставляй”. Но и независимо от его просьбы на следующий день после похорон она снова, снова уговаривала потерпеть, убирала горшки, заставляла мечтать... Так продолжалось еще много дней, пока ее не убедили, что и ей пора отдохнуть, а уж кому невозможно помочь, то... А ведь у нее две дочки, которым тоже необходимо материнское внимание.

Семья Ситниковых получила квартиру в Москве. Но еще два года Эльвира Петровна работала на своем прежнем месте — ездила по вахтам из Москвы в Чернобыль: “Там мой дом”— говорила она. Действительно, потрясенная страшной потерей, эта мужественная женщина более или менее приходила в себя только на родной ЧАЭС. Там она выглядела деятельной, как прежде. Ни слез, ни жалоб... Дочери, студентка Ирина (с мужем Игорем) и семиклассница Катя справлялись с хозяйством сами. На мой вопрос, не нужна ли помощь, Катя ответила: “Все в порядке, мы — спартанцы...” При мне на Митинском кладбище корреспондент СИ-БИ-ЭС спросил ее, правильно ли поступил се отец, идя на смерть. “Конечно! Он не мог бы поступить иначе”.

Эльвира Петровна стала работать в Союзе “Чернобыль” СССР со времени его организации в 1987 г. В течение семи лет в ее руки приходили тысячи писем от переселенцев, участников работ по ликвидации последствий аварии. Почти всем отвечала и часто практически или советом помогала именно она.

...Письмо, в котором Людмила Проскурякова написала о случившемся с ее мужем Виктором Васильевичем Проскуряковым, пришло в его родную школу № 192 накануне выпускного вечера. Директор Клара Степановна не смогла его сразу прочесть до конца — спазмы сжимали горло. Письмо по очереди пытались прочесть многие. Но слезы прерывали чтение... Здесь 14 лет назад он получил аттестат с отличными оценками. А первая учительница Мария Игнатьевна Копанина, будучи давно на пенсии, до сих пор помнит его шалости. Помнит, как увлекался он книгами, спортом, как окончил музыкальную школу по классу баяна и отлично танцевал в кружке со своей сестрой-близнецом Леной... Теперь при вручении аттестатов зрелости новым выпускникам 192 школы не понадобились громкие напутственные слова. Эти юноши и девушки вдруг показались повзрослевшими, мужественными.