Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Чернобыль мая 1986 г. на многих произвел ошеломляющее впечатление, и не только своим внешним видом полувоенного города. Руководители очень высокого ранга могли пристроиться по двое на одном стуле и не замечать неудобств, срочно готовя какой-нибудь невероятно важный документ. Никого не смущало, что за ночь необходимо подготовить правительственный документ и что наутро он может оказаться уже устаревшим.

Л.М. Хитров вспоминает такой случай: как руководитель комплексной экспедиции он решил обратиться к Ю.Д. Маслюкову как к руководителю Правительственной комиссии и был немедленно им принят. “Меня очень интересует состояние воды”, — “Что вам нужно для работ?” — “Финский анализатор”. — “Пишите бумагу”. — “Так я не директор института”. — “Так вам это нужно или нет?” — “Я написал бумагу от руки, и на ней появилась виза Ю.Д. Маслюкова, заместителя Председателя Совета Министров СССР. Анализатор мы получили довольно быстро. Когда прилетели Е.П. Велихов и B.Л. Барсуков, наша потребность в дефицитных по тому времени дозиметрах их также не поставила в тупик.

Операторы и сам комплекс Хитрова разместились в бывшем кабинете начальника Чернобыльской пристани, Хитров же на ночь уезжал в Киев или на левый берег Припяти в г. Гончаровка к вертолетчикам. “Вот это были — парни, многие вспоминали небо над Афганистаном!”. В июле Лев Михайлович попросил по дружбе свозить и его, чтобы проверить ходившую в то время по Чернобылю легенду о будто бы светящемся ореоле вокруг и над четвертым блоком. Дважды облетали они станцию ночью, чтобы лучше видно было — никакого свечения не обнаружили... “А вчера — видели!”. Легенд о Чернобыле и теперь немало бродит по Земле.

Особое беспокойство вызывало состояние воды.

Первой задачей исследователей было установить комплекс на заякоренном судне Минздрава “Академик Морзеев” около г. Лютеж — заплотинной части Днепра, в 15-20 километрах от Киева. Это был своеобразный научно-исследовательский буй. Радиогео- химики вели непрерывные круглосуточные замеры радиоактивности речной воды: автоматизированные самописцы непрерывно вычерчивали свои кривые. На этом же судне медики делали аналогичные замеры по тем же параметрам, но один раз в сутки.

Непрерывность замеров имела принципиальное значение: оказалось, что в толще воды попадались загрязненные “пятна” как бы в виде линз различного, но не очень большого размера. При периодических замерах их можно было не заметить и считать воду полностью чистой или, напротив, зафиксировать и считать воду илишне грязной. Между тем, все это имело практическое значение для Киева. В случае прохождения в воде сильного “облака” дежурившие круглосуточно операторы комплексной геохимической экспедиции могли сообщить об этом в Правительственную комиссию. Вода от станции наблюдения до Киева идет часов шесть. Этого времени было бы достаточно для принятия необходимых мер. К счастью, они не потребовались — заметных “пятен” повышенной активности зафиксировано не было.

Такой же контроль осуществляла станция на р. Припять — главном источнике загрязненной воды. Для этого у речного вокзала Чернобыля на буе установили датчики гамма-активности. Уже с конца мая этот комплекс исправно выдавал информацию в Правительственную комиссию, Госкомгидромет и другие организации. Комплекс немедленно зафиксировал бы прорыв радиоактивности от АЭС в сторону Киевского водохранилища, если бы он произошел.

Третий комплекс установили на плавающем научно-исследовательском судне АН УССР “Академик Вернадский”. Здесь гамма-съемку вод Киевского водохранилища и Днепра можно было вести периодически: воды полностью перемешались и стали практически однородными. Судно в июне 1986 г. проплыло по всему Днепру от Херсона и обратно к Чернобылю: искали вторично образовавшиеся радиоактивные пятна, которые теоретически могли существовать где-нибудь в “медленных” водах водохранилища. Но практически таких пятен зафиксировать не удалось. Если в устье рек Припяти и Тетерева такие загрязнения довольно контрастны на общем водном фоне, то в нижней части Киевского водохранилища вода была практически однородной.

Автоматические измерения шли через каждые 10 секунд — это 100-120 метров хода корабля. Они-то и выявили микроструктуру, неоднородность вод. Загрязненные радиоактивностью воды из Припяти и Тетерева как бы вкрапливались в относительно более чистые воды Киевского водохранилища. Самописцы их обозначали всплесками кривой.

Съемки в Киевском водохранилище сопровождали отбором и радиохимическим анализом проб воды и донного ила.

Только начали эти съемки — и прошел первый за длительное время дождь. Он промыл атмосферу, вынес радиоактивность с почвы в воду. И, тем не менее, радиоактивность не достигла предельно допустимых уровней.

Потом проводили новые съемки радиоактивности в водах рек Припяти, Тетерева, Днепра с отбором проб: всего пять раз в 86-м, два раза — на следующий год. И лишь одна съемка потребовалась через год: обстановка явно улучшалась.

Данные, полученные этой лабораторией по воде, уже в сентябре 1986 года вошли в советский доклад МАГАТЭ.

Л.М. Хитрову было что рассказать коллегам. Всего за год была составлена серия карт распределения радионуклидов в воде Киевского водохранилища. Разглядывая их, отчетливо видишь, как резко упала радиоактивность не только в районе Лютежа, но и г.Чернобыля. Выявилась и другая закономерность: у выхода Днепра в Черное море вода гораздо чище, чем в районе Киева.

Для получения этих сведений потребовались многие тысячи различных проб, аэро-гаммасъемок — в дополнение к непрерывным гамма-съемкам со стационарных комплексов. Некоторые анализы требуют по несколько дней работы для получения результата, который в итоге окажется просто одной цифрой в высокой колонке таких же цифр: пробу нужно высушить, сжечь, обработать, поочередно различными химикатами и лишь потом проводить на ней измерения.

Пришла первая зима после катастрофы. Комплекс института геохимии и аналитической химии с “Академика Морзеева” перенесли в Киев, а его датчики установили на киевском водопроводе, где он измерял состав воды на входе и выходе. В Чернобыле такой же комплекс-станция остался на своем буе у пристани и всю зиму мерил радиоактивность подо льдом. Одновременно шли исследования на Волге и Москве-реке.

Ни в Днепре на всем его протяжении, ни в Припяти, тем более на Волге и в Москве-реке отклонений от санитарных норм в уровне радиоактивности не было. Даже в октябре 1986 года радиоактивность днепровской воды в районе Киева и выше не превышала океанический уровень. Это в тысячу раз меньше предельно допустимых концентраций.