Владимир Гречухин - Мышкин. Малый город в большом туризме. Состояние, проблемы, продвижение, перспективы

И вот он – миг последнего боя в бесконечно долгом походе за именем и статусом. И уже позади горячие трудные собрания в организациях и учреждениях Мышкина, на которых мы почти везде добились поддержки. Позади обсуждение наших ходатайств в исполкоме и на сессии поселкового Совета. Позади самый трудный барьер – районный Совет и оказавшееся на этот раз совсем не трудным прохождение областных инстанций. В области и прежние чиновники, и новые «демократизированные» структуры если и не мыслили, то, по крайней мере, вели себя уже вполне по-перестроечному и, видя в нашем деле явное демократическое содержание, безоговорочно шли нам навстречу.

Пошли нам навстречу и в Москве и двумя Указами Б.Н. Ельцина Мышкину возвратили сперва историческое имя, а потом и городской статус. И мы уже пережили день своего короткого победного счастья. И… заранее знали, что это и высшая точка наших побед и последний час нашего общемышкинского единства.

Завтра у многих появятся первые сомнения, а затем разочарования, появится все крепнущее отрицание пользы нашего достижения. Появятся все усиливающиеся осуждения. А дальше – скрытый, но все более обрисовывающийся общественный остракизм по отношению к нам. В чем причины таковых неизбежно ждущих нас перемен? Главных было две – материальные потери работников культуры, медицины и народного образования и «подрывная» работа потерпевшей сегодня поражение оппозиции.

Материальные потери случились у многих, сельских льгот лишились учителя, медики, библиотекари, работники детских и внешкольных учреждений. А взамен они пока не приобрели ничего материального. Работа с туризмом надолго замедленная и борьбой за имя и статус, и чередой «локальных войн» за спасение Наследия, очень запаздывала с положительными результатами, и мы не могли предложить людям ничего материального взамен понесенных ими потерь. В глазах многих и многих мы ради своего пустого любования тешимся городским статусом, нагло обокрав сотни (а считая и их семьи – тысячи) земляков. Это не могло не проявиться и резким осуждением, и неумирающей ненавистью самых разных людей. Так все и случилось.

А оппозиция, еще недавно разбитая и смущенная нашими мощными общими выступлениями, перешла к действиям уже отнюдь не на собраниях, отнюдь не к открытым акциям, а к весьма результативной и непрестанной «партизанской войне». Теперь оппозиция нашла свое главное сосредоточение в кабинетах районной администрации. Там счастливо осознали, что теперь у них есть спасительная отговорка на любой случай – хоть за плохое благоустройство, хоть за переполненные школьные классы, хоть за недостаточность бюджета – во всем можно винить новоявленный городской статус и его ревнителей! И этим снимать с себя все неудачи и угождать всем недовольным. И на такой основе немало возвращать себе расположенность населения, крепко утраченную в разгар перестройки, когда во время местного «межнационального кризиса» погибли два мышкинца.

Эта счастливая для чиновников мысль хорошо служила им несколько лет, и мы ничего не могли эффективно противопоставить этой неуловимой «партизанской войне» и никак не могли отнять у противников их «палочку-выручалочку». Еще недавно успешно преодоленный нами местный чиновничий бастион оказался теперь опорным пунктом всей местной «пятой колонны». Ей было не отказать ни в изобретательности, ни в догадливости. Ни в силе ссылок на пример всех малых районов Ярославии и… всей России. Ведь тогда, в условиях скудной, разом обедневшей жизни все маленькие муниципальные столицы поспешили отказаться от своих мишурных статусов поселков городского типа и ради сельских льгот причислили себя к селам. Было это и великой близорукостью и великим и жалким лукавством, но давало людям маленькие реальные выгоды, и население активно соглашалось: лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе.

Статистика знает, что против начала шестидесятых годов повсеместно произошло резкое убавление числа населенных пунктов, носящих межеумочный статус ПГТ. Так в нашей области его пожелали сохранить лишь в поселке Пречистое, центре Первомайского района, а к повышению статуса, городскому состоянию в Ярославской области устремились одни мы. Да, кажется, и по всей России мы были единственными. А одиночество тягостно, особенно когда вокруг неустанно ссылаются на «мудрые» решения соседей, одномоментно превратившихся из ПГТ в села.

Свое грозное слово не в нашу пользу сказала и демография. Сокращение сельского населения, вполне обоснованное и естественное, шло уже с начала двадцатых годов, но фактическая ликвидация сельского хозяйства центра страны в перестроечное время начала начисто выметать людей из деревень. И известно, что например, в Белгородской области против 1960 года стало на целую треть меньше сельских районов, на четверть в Воронежской и Липецкой, на 12–15 процентов в Курской и Тамбовской. Подчеркнем, что исчезали сугубо малые сельские районы. А ведь наш район был именно таков (в Перестройку здесь вместе с райцентром было всего лишь двенадцать тысяч жителей против 43 тысяч в 1950 году и 115 тысяч прежнего уездного населения). Дерурализация русской Провинции идет с неуклонной последовательностью. Так в Курской и Тамбовской областях в целом сельских жителей убыло почти вдвое, а по русскому Черноземью число сельских населенных пунктов убавилось с 16,6 тысяч в 1959 году до 9,2 в 2002 году. По показателю людности уменьшение произошло почти вдвое. А Нечерноземье находится в отнюдь не в лучшем состоянии. Отток населения из деревни и фактическая ликвидация целых немалых колхозов и даже сельсоветов стали обычными явлениями. И перед столицами малых сельских районов еще с шестидесятых годов XX столетия уже встал неразрешимый вопрос: кем и чем теперь управлять? Для чего нужны эти еще живые центры уже мертвых территорий?

Наш «штаб» движения по возрождению Мышкина во многом состоял из самых публичных людей района (журналисты, библиотекари, клубники и люди иных относительно свободных профессий), и мы уже с этих самых шестидесятых годов не могли в самой практике сельской жизни района не видеть неотвратимости происходящих процессов. А частые музейные экспедиции по прилегающим областям и Северу России, знакомя с состоянием дел в других местах, реально подтверждали всероссийскость Беды.

Разумеется, эти явления имеют всеевропейский и даже всемирный характер, но для российского Нечерноземья они стали именно Бедой, полным запустением громадных территорий и их полным выбыванием из хозяйственного использования. На тысячелетиями осваиваемых и улучшаемых землях выросли леса, и мы не имеем никаких оснований полагать, что сюда вернется активная производственная деятельность. Нам понятно, что сегодняшний уровень техники не требует наличия столь громадного как прежде, населения, но нам не менее понятно и полное отсутствие хоть каких-то стимулов для закрепления здесь хоть какой-то его малой части. Хорошо зная сельскую реальность, мы уже в семидесятые годы с сожалением могли констатировать, что современность всем комплексом своих действий достигла двух грандиозных результатов: ликвидации русского крестьянстве как класса и ликвидации у селян желания работать на земле. Вот в этом советская власть оказалась самым успешным реализатором самых радикальных урбанизационных начинаний. Пресловутое «стирание граней между городом и селом» привело к стиранию и исчезновению самого села.