Владимир Гречухин - Мышкин. Малый город в большом туризме. Состояние, проблемы, продвижение, перспективы

Началась эта едва вероятная для крохотного города эпопея меньше чем за год до празднования 60-летия победного завершения Великой Отечественной войны. Казалось, все идет самым обычным порядком: оргкомитет, созданный для подготовки празднования, привычно начал свою работу, выверяя списки живых и покойных участников войны, определяясь, как следует поздравить уцелевших старых солдат, кто и какие подарки приобретать станет, откуда взять денежек, откуда начнется шествие… Конечно, нам следовало побывать и у нашего тогдашнего памятника павшим в годы войны, и посмотреть какие клумбы и как лучше подновить и украсить.

Вот тут-то и грянул гром очередной идеи нашего главы района. Он прикатил на своей машине на тихую улочку Подьяческую, где отчужденно возвышался железный параллелепипед, призванный быть памятником всем жертвам и победам великой войны и всем тысячам наших погибших земляков, и уже с подхода к нему явно преисполнился недоумения и возмущения. Нам было еще невдомек, что на сей раз так возмущает нашего горячего и нетерпеливого вожака. Но он уже на ходу гневно выговаривал: «Так что же?! Это и есть здешний памятник Победе?! И этот железный «чурбан» может взволновать чью-то душу и отразить чувства гордости за победу?! Да как вы все это терпите?! Да кто же вы такие?! Разве не ваши отцы и деды полегли на войне?!»

Памятный обелиск советским воинам

Оргкомитет обескуражено воспринимал это «ниспровержение основ», а Вождь бушевал, словесно изничтожая и «чахлую грядку цветиков», и «жалкие заборчики» ограждений, и «трафаретное» расположение списков погибших, и «нищенство» благоустройства и полную «постыдность» нашего примирения со всем этим! Наша (музейная и туристическая) часть комитета была уже в полном восторге от этого урагана возмущения. Мы и сами хорошо знали и лишь поневоле терпели и крайнюю убогость, и полную безликость памятного «ансамбля». Но чиновная часть нашего оргкомитета была буквально смятена и крайне растеряна от полного «погрома» столь привычных им заурядностей. Она никак не могли понять – что же происходит? Это просто показное возмущение, это «разрядка» недовольства, скопившегося по каким-то иным поводам или и впрямь призыв к какой-то невероятной, фантастически громадной работе?

Кто-то из них с несмелым возмущением спросил: «Так что же теперь тут надлежит делать?» И тут же был смят еще страшней забушевавшим «ураганом» обвинений: «Да строить здесь надо! Заново строить! И сотворить не это убожество, а такую мощь и красоту, чтобы душа содрогнулась! Чтобы сердце отзывалось! Чтобы слеза потекла!»

И оглядев нас то ли с горестным сожалением, то ли с глубоким изумлением, уничтожающе закончил: «Да как же вам всем не стыдно… Как вам перед павшими не совестно… Называется, почтили их память этим благоустроительным ничтожеством! Этак-то скотный двор можно благоустроить, а не святое место. Неужели так любят и чтят героев войны и свой город!»

Я в эти минуты был совершенно счастлив и готов был аплодировать нашему «громовержцу». А тот уже крушил оправдания наших «коллег» по комитету: «Говорите, дело требует больших тысяч? Нет, миллионов оно требует! Десятков миллионов, а может и сотен! Считать не умеем или мечтать не умеем?!»

– Говорите, что у нас нет достойных строителей? Так что мы в пустыне живем, что ли? Или в ледяной безлюдной Антарктиде?! Вокруг нас – Россия, где есть любые, даже самые знаменитые специалисты!

– Вас беспокоят сроки? Да, осталось всего шесть месяцев, и почти все они холодные. Но разве мы все в субтропиках выросли, разве мы не русские и морозов страшно испугались? А как же солдаты на войне их не боялись и в бой на смерть шли и в самые лютые холода?

– А-а, вас напугала ответственность? Да! Каждый за свое строго ответит. А главную ответственность я беру на себя. Пред народом, перед губернатором, перед … памятью отцов и дедов!

Господи, что творилось… тут же на тихой улочке у нашего прежнего убогого ансамблика Победы Глава района переформировал оргкомитет, дал каждому конкретное дело и… велел демонтировать, разбирать, как можно быстрей ломать и убирать «всю эту убогость».

Пора сказать, что у нас не было ни копейки денег, ни крохи материалов, никаких проектных разработок, не было НИ-ЧЕ-ГО. Кроме уже охватившего нас горячего желания создать в малом городе нечто великое, используя великий юбилей, 60-летие Победы. «Так и скажу Губернатору, и областной Думе и всей Ярославии, что мы в Мышкине впали в полный позор, в полное неуважение к героическим предкам, что с нашими сегодняшними обстоятельствами невозможно, недопустимо встречать такой драгоценный юбилей! Я перед ними на колени встану. Я плакать буду! К их доброте и человечности взывать, к памяти о погибших! И… нас поймут…» И мы все верили, что этого неустрашимого человека, чье сердце заполонила прекрасная идея, не могут не понять.

А дальше разразилось, заполыхало, засияло любовью, дружеством, трудом, может быть, самое лучшее время во всей долгой истории Мышкина. Во всяком случае – самое горячее и вдохновенное. Уже демонтировали прежний скромненький «ансамбль Победы», уже сносили соседние старые постройки, уже ломали-крушили все прежнее благоустройство улицы, уже рубили деревья, попавшие в зону строительства. И уже жарко воевали с несогласными и жарко убеждали колеблющихся.

А «Добрый царь» обязал градостроительный совет стремительными темпами вести… эскизное проектирование. Боже мой, мы никогда всерьез не занимались этим! Но в те счастливые и бескрайне творческие дни «мышкинское безумие» полыхало ослепительным огнем и одолевало все затруднения. Мы искали, думали, спорили, чертили, рисовали. Мы – проектировали! Мы то счастливили от, казалось бы, удачных находок, то расстраивались от их оказавшейся несостоятельности. Мы то собирались на месте будущего Мемориала (а это для нас был уже никак не менее чем Мемориал!), то корпели над бумагами в одиночку, то по вечерам все сходились в кабинете Главы района и наш «боевой штаб» предпринимал новые «мозговые штурмы». Боже, что это было…

Но мы, как Руже де Лиль, за одну ночь вдохновенно написавший «Марсельезу», старались за один месяц любой ценой выдать общий замысел и старались определить пространственную композицию мемориала. Трудным для нас было все, каждый шаг, но какие светлые озарения посещали этих «мышкинских безумцев»! А самым ярким обретателем лучших образов стал директор и создатель «Дома ремесел» и его главный мастер Василий Теркин. Его предложения легли в основу всего проекта, и он внес много самых насущных практических деталей и уточнений.