Аркадий Стругацкий - Пепел Бикини (Художник В. Трубкович)

Нортон сделал паузу, но ожидаемой реплики не последовало.

Он закончил сухо:

— Одним словом, если вас это не затруднит, коллега, мне очень хотелось бы разузнать подробности этого дела и осмотреть пациентов.

Директор госпиталя понял теперь все. Понял он и то, что уклоняться дальше от ответов на вопросы Нортона будет невозможно: речь шла о слишком серьезных вещах. И снова проклятый страх зашевелился где-то внутри. Митоя вздохнул, взглянул на часы, демонстративно покосился на кучу писем и официальных бумаг на столе слева от себя (единственный знак протеста, который он смог себе позволить) и поднял глаза на гостя:

— Хорошо, мистер Нортон. Если вы так настаиваете… Что вас интересует прежде всего и больше всего? Нортон улыбнулся широко и весело и потер ладони.

— Начнем по порядку, дорогой коллега, — сказал он. — Как случилось, что рыбаки из Коидзу попали к вам? Кто их надоумил?

— Им посоветовал обратиться к нам мистер Тоои, городской врач Коидзу. Вам, оказывается, известно, что пациенты прибыли оттуда?

— Да, я это знаю. Кстати, как далеко этот Коидзу от Токио?

— В нескольких часах езды. Маленький приморский городок около Сидзуока. Так вот, доктор Тоои предположил сначала, что у них бери-бери. Внешние симптомы были как будто налицо: потемнение кожи, нарывы, гнойные выделения и так далее. Но было и другое, чего Тоои объяснить никак не мог. У судового механика Мотоути прядями выпадали волосы. Больные не испытывали характерной для бери-бери, ломоты в суставах. Они были очень слабы и отказывались от воды и пищи. В распоряжении Тоои не было почти никаких средств, чтобы произвести тщательные анализы. Но он имел дело с бери-бери почти всю свою жизнь, и ему стало ясно, что эта болезнь иная. Он послал двух пациентов — механика Мотоути и рыбака Хомма — к нам с письмом.

— Двух?

— Да, остальные остались у него в больнице. Двадцать один человек.

— И вы, разумеется, сразу поняли, что это за болезнь?

— Нет, не сразу.

Митоя теперь не испытывал ни малейших сомнений относительно того, что Нортону прекрасно известно все о «Счастливом Драконе». Непонятно было только, чего американец хочет от него. Но Митоя был терпелив и осторожен. Он выдвинул один из ящиков стола и, роясь в нем, продолжал:

— Никаких возбудителей болезни найти не удалось. Но бросились в глаза два обстоятельства. Во-первых, необыкновенная бедность крови лейкоцитами; во-вторых, ненормальное содержание белка в моче. Это, конечно, ничего не объясняло, и я обратился к обстоятельствам, предшествовавшим заболеванию…

— Что сами пациенты думают о своей болезни? — перебил Нортон.

— О, они ничего не могли сказать! Так же как и я… тогда.

Нортон быстро взглянул на Митоя. Тот вертел в руках, складывая и разворачивая, листок бумаги, который он достал из стола.

— Вы хотите сказать, что теперь…

Митоя кивнул головой:

— Вот именно, мистер Нортон. Я вспомнил кое-какие газетные сообщения… кажется, это было полмесяца назад, если я не ошибаюсь… и сопоставил симптомы таинственного заболевания с теми явлениями, свидетелями которых оказались рыбаки во время своего последнего плавания, а также с данными одного документа, случайно сохранившегося у меня со времен войны. Это дало мне возможность сделать кое-какие выводы.

Наступило молчание. Нортон старался собраться с мыслями. Интересно, знает ли Митоя, что произошло в действительности? Нет, это исключено. Разве только он связан с врачами на Кваджелейне… Впрочем, это совершенно невозможно. Как бы то ни было, он, по-видимому, напал на верный след. Что ж, это, по существу, ничего не меняет. Все равно через неделю-другую об этом заговорят газеты.

— Вы упомянули о некоторых явлениях, коллега, — сказал Нортон. — Не откажите в любезности…

Доктор Митоя рассказал все, что ему было известно со слов рыбаков.

— …Затем на них посыпался белый, похожий на муку, порошок, — закончил он рассказ о злоключениях «Счастливого Дракона». — «Пепел горящего неба», как они говорят. Он густо сыпался сверху, словно снег.

— Совершенно верно. — Американец удовлетворенно кивнул. — Порошок, похожий на муку. Значит, первого марта они находились в районе Маршальских островов, вы сказали?

— Мотоути утверждает, что их шхуна находилась в это время милях в ста двадцати к востоку от Бикини и в сорока — от границы запретной зоны. Впрочем, мне думается, они были гораздо ближе.

— Почему? — насторожился Нортон.

— Трудно себе представить взрыв такой мощности, чтобы радиация его причинила серьезные поражения на расстоянии в сотню миль, — спокойно сказал Митоя.

— Значит, вы полагаете, коллега, — быстро сказал Нортон, — что они были ближе к источнику радиации, чем говорят?

Снова в кабинете воцарилась тишина. Доктор Митоя взял сигарету, закурил, внимательно следя за сизыми струйками дыма под зеленым абажуром.

«Значит, это действительно был взрыв. Понятно, американец заинтересован в том, чтобы иметь доказательства, что рыбаки были в запретной зоне», — подумал он и продолжал:

— Конечно, это только мое предположение, мистер Нортон. Но мне ясно одно: несчастные рыбаки оказались случайно вблизи от полигона, где ваши соотечественники испытывали какую-нибудь ужасную военную новинку. В результате — характерная болезнь: выпадение волос, нарывы на теле, слабость, уменьшение числа лейкоцитов. Я обратился к одному старому документу. Он сохранился у меня с тех времен, когда я работал с жертвами Хиросимы и Нагасаки… — Митоя мельком просмотрел бумагу, лежавшую теперь перед ним на столе. — Вот, пожалуйста. Это история болезни некоего Асадзо Тадати, умершего в начале сорок шестого [ 26 26 Одна из жертв атомных взрывов в Хиросиме и Нагасаки. ]. Симптомы совпадают полностью. Интересуетесь?

Нортон покачал головой:

— У меня в отделении огромный архив подобных бумаг. Должен признать, что ваша логика безупречна. И ваш вывод?

— Несомненно, они поражены жесткой радиацией.

— Но интересно, — продолжал Нортон, — что вы думаете об этом пресловутом пепле? Какую он играет роль в вашей логике?

— Право, не знаю, мистер Нортон. Вы слишком многого хотите от меня. Я ведь всего-навсего терапевт… Хомма, их мальчишка-кок, привез нам немного — граммов пятьдесят. Обыкновенный известняк.

Рука Нортона с сигаретой остановилась на полпути ко рту.

— Известняк… — проговорил он и вдруг торопливо закивал головой. — Да, разумеется, известняк, мел, кораллы… И вы не заметили в нем ничего особенного?

— Особенного? Нет. А вы полагаете, что он, этот известняк, имеет какое-нибудь отношение…

— О’кэй, коллега! — Нортон притушил сигарету в пепельнице и выпрямился. — Теперь мне все совершенно ясно, и я могу рассказать вам, что случилось.