Сергей Переслегин - Первая Мировая. Война между Реальностями

Форты надо было быстро брать, и Шлиффену пришлось пойти на создание временной армии из одних только частей мирного времени, которая начинает свои действия сразу же по объявлении войны, не дожидаясь завершения мобилизации. По всем расчетам, к началу наступления Правого крыла она должна была взять Льеж, но ценой больших потерь – притом в лучших кадровых войсках. Осадной армии требовались сверхтяжелые осадные орудия, и они должны быть готовы к действиям сразу же, то есть до мобилизации основных сил.

Кроме того, превратности истории сделали начертания германо-бельгийской границы очень неудобными для Шлиффена. Большую часть этой границы закрывал так называемый Маастрихтский аппендикс – вытянутый к югу вдоль течения Мааса длинный и узкий кусочек голландской территории.

Сама по себе Голландия никакой ценности для плана Шлиффена не представляла, но этот «аппендикс» стоил так дорого, что ради него можно было решиться нарушить еще и голландский нейтралитет. Дело в том, что иначе армии Правого крыла при развертывании мешали друг другу и после пересечения бельгийской границы должны были наматывать лишние десятки километров на марш к северу. Между тем им и так нужно было очень быстро пройти огромное расстояние. Нейтралитет Голландии стоил в плане Шлиффена нескольких дней развития маневра, и эти дни могли оказаться решающими.

Далее, тормозить наступление Правого крыла могли бельгийские или французские арьергарды. Чтобы справиться с этим, А. Шлиффен включил в состав своих корпусов тяжелую артиллерию, таким образом, оперативный план оказал прямое и непосредственное действие на структуру и боевое расписание войск – случай, вообще говоря, беспрецедентный.

Наконец, дивизий первой линии на столь пространственно широкий маневр банально не хватало, и Шлиффен решился на революционную по тем временам меру, включив в состав активных армий резервные корпуса, то есть солдат старших возрастных категорий, отцов семейств, давно отвыкших от военной муштры.

И после всех этих экстраординарных мер, шансы на успех не превосходили 50 %, а исполнение плана критически зависело от владения всего одной железнодорожной линией.

А. Шлиффен не дожил до начала войны, а с поста начальника Генерального штаба он был уволен по старости и болезни еще в 1905 году. Умирая в новогоднюю ночь 1911 года, он говорил в бреду: « Об одном только я вас прошу: сделайте мне сильным правый фланг… »

Трудно сказать, насколько французское военное руководство представляло себе план Шлиффена. С одной стороны, немцы его не слишком скрывали. Дело дошло до того, что Шлиффен, уже после своей отставки, обсуждал внесенные в его план изменения в общедоступной прессе.

С другой – французы в него не очень верили. Нарушить нейтралитет Бельгии (шесть бельгийских дивизий плюс три сильные крепости), вызвать негативную позицию Англии (экспедиционная армия от 4 до 6 дивизий и сильнейший в мире флот), рискнуть Эльзасом – все это ради кусочка южной Бельгии, ради примитивного флангового охвата? В возможность марш-маневра через центральную и северную Бельгию к нижней Сене французы не верили совершенно, для них это была фантастическая и невозможная идея.

В результате французы пошли на компромисс, который, как известно, хуже любой из альтернатив. Они считались с нарушением немцами нейтралитета Бельгии – но в ограниченном масштабе. Они предполагали также, что действий против Бельгии может и вовсе не быть. Поэтому они зарезервировали часть своих сил, предполагая использовать их тем или иным образом – в зависимости от того, как именно развернется немецкое наступление.

В принципе в отличие от немцев французы к 1914 году так и не создали плана войны , о котором можно было бы сказать что-то хорошее или хотя бы что-то плохое. У них был разработан активный план развертывания (последняя его версия была реализована и вошла в историю под названием «Плана № 17»). Этот план ставил задачу наступления.

Но куда?

Формально конечной целью объявлялся Берлин, но в отличие от плана Шлиффена, где по дням и по дивизиям указывалось, когда и как будет окружен Париж, в «Плане № 17» подобные расчеты напрочь отсутствовали.

« Мы пойдем на Берлин, форсировав Рейн у Майнца » – такой лозунг едва ли можно назвать стратегическим решением.

В сущности, замыслы французов не заходили далее реки Рейн.

Прежде всего, они собирались атаковать Эльзас – не столько из военных, сколько из патриотических соображений. Никакого смысла в этой операции не было, что французы и сами понимали, называя Эльзас « стратегическим захолустьем ».

Главный удар предполагалось нанести севернее – через лесистые и бездорожные Арденны, причем направление этого удара – на восток или же на северо-восток – было поставлено в зависимость от действий противника в Бельгии.

Если немцы ограничивали свое развертывание французской границей – по примеру 1870 года, – предполагалось атаковать прямо на восток, имея в виду встречное сражение. Если оно заканчивалось успешно, французы продолжали продвигаться к востоку, вынуждая немцев постепенно отходить за Рейн, что подразумевало добровольное оставление ими Эльзаса и Лотарингии. Впрочем, даже при самых благоприятных условиях, при разгромном выигрыше встречного сражения в Лотарингии, это наступление было бы сопряжено с серьезными проблемами. У французов отсутствовала сверхтяжелая артиллерия, и брать расширенный лагерь Меца, [31]а равным образом и форты Страсбурга, им было нечем.

При любом продвижении к Рейну эти две ключевые крепости расчленяли боевой порядок французов, нависали над флангами и, главное, контролировали железные дороги. Практически, не овладев Мецем и Страсбургом, французы не продвинулись бы дальше реки Саар.

Зато в случае поражения во встречном сражении в Арденнах они просто отошли бы за Маас и линию крепостей, в этом смысле особого риска в «Плане № 17» не было.

Гораздо более интересная игра возникала, если бы немцы большими силами наступали бы через Люксембург и южную Бельгию. Французское командование видело в этом риск: противник выигрывал их фланг. В этом случае предполагалось в свою очередь атаковать во фланг обходящее крыло немцев, для чего войска в Арденнах разворачивались не на восток, а на северо-восток, одновременно вытягивая свое расположение к северу до места слияния Самбры и Мааса.