Ниал Фергюсон - Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира

В конце xviii века и Испанская, и Британская империи переживали кризис. Ужесточение имперскими властями контроля над трансатлантической торговлей и дороговизна Семилетней войны (1756–1763) привели к восстаниям в Америке. Мятежи в 70-х годах xviii века в английских колониях имели соответствие в испанских: восстание под предводительством Тупака Амару II в Андах (1780–1783) и восстание комунерос в Новой Гранаде (современная Колумбия) в 1781 году. Но когда 13 английских североамериканских колоний потребовали независимости, это была реакция сознательно стремящегося к свободе общества купцов и фермеров. Не только старинный вопрос о налогах и представительстве вызвал, по сути, продолжение гражданской войны в Англии в 40-х годах xvii века [289].

Для североамериканских революционеров жизненно важную роль играл вопрос о земле. Желание английского правительства ограничить переселение на запад от Аппалачских гор не совпадало с экспансионистскими устремлениями колонистов [290]: этот идеал был особенно дорог сердцу таких земельных спекулянтов, как Джордж Вашингтон [291]. Во время Семилетней войны, когда Лондон пошел на соглашение с индейскими племенами, Вашингтон предполагал, что то была просто уловка. Он был поражен, когда права индейцев на их земли король подтвердил в декларации 1763 года. В 1767 году Вашингтон писал будущему партнеру Уильяму Кроуфорду:

Я никогда не рассматривал эту декларацию иначе (но это между нами), чем как временную меру для успокоения индейцев. Она, конечно, должна прекратить свое действие через несколько лет, особенно когда индейцы согласятся с занятием нами этих земель. Любой… кто пренебрегает имеющейся возможностью поиска хороших земель и какими-либо способами маркировки и обозначения их как своих собственных, чтобы препятствовать другим занять их, никогда не вернет их себе. Если Вы возьмете на себя хлопоты по поиску земли, я возьму на себя заботы по ее приобретению, как только появится возможность. Кроме того, я возьму на себя… издержки по ее обмеру и оформлению… Вы, наверное, давно уже поняли, что мой план заключается в том, чтобы захватить как можно больше земли. Следовательно, Вы получите значительную долю… [Но] держите все это в тайне или доверяйте только тем… кто может помочь Вам… в поисках земли [292]. В 1768 году Вашингтон приобрел 45 тысяч акров земли в нынешней Западной Виргинии в округах, называемых теперь Мейсон, Путнэм и Канауа. Ему на руку оказалось также последующее изгнание делаваров, шони и минго с земель к югу от реки Огайо. Квебекский акт (1774), с его точки зрения, был досадной помехой, поскольку он не только расширял территорию французской Канады на современный Иллинойс, Индиану, Мичиган, Огайо, Висконсин и часть Миннесоты, но и гарантировал франкоязычным католикам свободу вероисповедания. Неудивительно, что непокорные жители Новой Англии причисляли этот акт, наряду с карательными мерами, которые были приняты после Бостонского чаепития, к “Невыносимым законам”.

Возможно, войны можно было вовсе избежать, если бы Лондон пошел на уступки в связи с вопросами о налогах и представительстве. Ход войны мог быть иным, если бы английские генералы Хау и Бургойн лучше делали свое дело. Возможно, более умелая дипломатия предотвратила бы роковую изоляцию Великобритании, которая достигла высшей точки во французской победе (что было, то было) при Йорктауне в 1781 году. И вполне можно допустить, что 13 колоний впоследствии не объединились бы, а разделились. Затруднения во время Войны за независимость и после нее были очень серьезными: инфляция, достигшая в 1779 году 400 %; сокращение вдвое (1774–1790) дохода на душу населения; долг, эквивалентный 62 % ВНП (1790); пошлины, которыми штаты облагали друг друга; капитан Даниэль Шейс и другие фермеры Массачусетса, восставшие после того, как их собственность конфисковали в уплату долгов и налоговых недоимок. Если бы революционеры не пошли дальше Статей конфедерации, то, возможно, Северная Америка повторила бы судьбу Южной. Понадобилась Конституция 1787 года – самый впечатляющий в истории пример создания политического института, – чтобы создать жизнеспособную федеральную структуру. Недавние колонисты приняли не только квартет властей по Локку (исполнительная власть, двухпалатный парламент и Верховный суд), но и единый рынок, торговую политику, валюту, армию и (это очень важно) единый закон о банкротстве – и не забудем о Четвертой поправке, защищающей “от необоснованных обысков и арестов”.

По сути, все это имело отношение к собственности. Вашингтон был одним из твердых прагматиков, получивших выгоду от Войны за независимость. В его завещании упомянуто в общей сложности 52194 акров земли в штатах Виргиния, Пенсильвания, Мэриленд, Нью-Йорк, Кентукки и долине Огайо, а также участки в виргинских городах Александрия, Винчестер, Бат (сейчас Беркли-Спрингс, Западная Виргиния) и в столице, которая получила его имя. Ничто не иллюстрирует лучше связь земли и свободы в ранней истории США. В Южной Америке индейцы работали на земле. В Северной они потеряли ее.

Симон Боливар должен был стать Вашингтоном Южной Америки. Но, хотя он тоже победил империю – Испанскую, ему не удалось создать Соединенные Штаты Южной Америки. Война за независимость не только сплотила бывшие английские колонии (впрочем, Канада и колонии Карибского бассейна остались верны империи, как и многие американцы-лоялисты, покинувшие молодую республику) [293]. Она направила США по пути к не превзойденному до сих пор никем процветанию и могуществу. В то же время независимость от Испании оставила Южной Америке в наследство конфликты, бедность и неравенство. Почему капитализм и демократия не смогли пустить корни в Латинской Америке? И почему, когда я спросил коллегу из Гарварда, относится ли Латинская Америка к Западу, он затруднился ответить? Короче говоря, почему Боливар не стал вторым Вашингтоном?

Боливар, сын богатого венесуэльского плантатора какао, родился в июле 1783 года. Он остался сиротой, когда ему не было 10 лет, и поступил на военную службу в 14 лет.

Боливар учился в Испании и Франции. В Париж он попал в 1804 году, когда всех иностранцев, включая креолов-латиноамериканцев, по причине нехватки продовольствия выслали из Мадрида. В 1807 году Боливар вернулся в Венесуэлу, вдохновленный подвигами Наполеона (см. главу 4) и почувствовавший отвращение к испанскому владычеству. Боливар уже мечтал о подобных переменах у себя на родине. Революция в Южной Америке стала вполне случайным ответом на внезапный вакуум власти, возникший в результате нападения Наполеона на Испанию в 1808 году. Два года спустя Боливара отправили в Лондон, чтобы он заручился поддержкой англичан в случае французского нападения на американские колонии Испании. Миссию он провалил, зато встретил Франсиско Миранду, давнего сторонника независимости Венесуэлы, и подружился с ним. Вернувшись в домой в 1811 году, они провозгласили республику.