Антон Вильгоцкий - Кто такая Айн Рэнд?

Чемберс был недоволен показанным в книге Рэнд «безбожным капитализмом», который казался ему даже хуже, чем «безбожный коммунизм». Там, где Рэнд видела свободный рынок в качестве духовной сферы, а конкуренцию – в виде самого смысла жизни, Чемберс увидел только бессердечный механистичный мир.

Рецензия Чемберса вызвала в правом крыле настоящий шок. Сама Рэнд утверждала, что никогда не читала ее, но ее почитатели были в ужасе. Члены «Коллектива» считали несправедливым, что для обзора ее работы был привлечен бывший коммунист. Они принялись бомбардировать редакцию пламенными сердитыми письмами, в которых сравнивали National Review с The Daily Worker. Даже Изабель Патерсон напомнила о себе из своего добровольного мизантропического изгнания, чтобы пожурить Бакли за публикацию столь жестокой рецензии и предупредить его, что Рэнд, вероятно, подаст на издание в суд за клевету (чего та, впрочем, делать не стала). Рубрика читательских писем в National Review гудела, как осиное гнездо, в течение нескольких недель. Одним из защитников выступил знаменитый журналист и редактор Джон Чемберлен, чьи рецензии на роман Рэнд, опубликованные в The Freeman и The Wall Street Journal, были приятным исключением из общей массы. В «Открытом письме к Айн Рэнд» Чемберлен похвалил ее «великолепное» изображение свободы и заверил, что он будет продолжать убеждать людей переступить через себя и прочитать этот роман. Чемберлен полагал, что большая часть того резонанса, который вызвал «Атлант», была связана с религией, и сожалел о том, что Рэнд не включила в число своих положительных, «компетентных» персонажей хотя бы одного практикующего христианина (вот и настало время вспомнить об отце Адриане, которого она вымарала из черновой версии произведения).

Рэнд делала все возможное, чтобы не поддаваться на провокации. Через месяц после появления рецензии Чемберса она начала делать заметки для нового романа, который назвала «К Лорну Дитерлингу» и описывала как историю неразделенной любви. В этой истории писательница (в более ранних версиях – танцовщица) по имени Хелла Марис влюбляется в «человека действия», Лорна Дитерлинга, который отвергает ее ради женитьбы на женщине по имени Глория Торнтон, обладающей более простым складом ума, но большими возможностями для продвижения его амбиций. Ошибка Дитерлинга состоит в том, что он «приносит в жертву высшие идеалы ради простой мирской жизни, – писала Рэнд, – ради поступка, мотивированного страстной жаждой жизни и практически нарциссической самооценкой – но имеющего под собой совершенно неверную предпосылку» (Десятью годами позже она повторит эти слова о «неправильной предпосылке», анализируя, что же пошло не так в отношениях с ее любовником Натаниэлем Бранденом). Другие заметки относительно нового романа дают понять, что его центральной темой должно было стать «искусство психологического выживания в жестоком мире». Однако после нескольких дней работы Рэнд отложила эти черновики. Она и в дальнейшем продолжала размышлять над характерами и отношениями персонажей – но так никогда и не написала этот роман.

Бранден и его круг были глубоко озадачены несправедливостью критической атаки на Рэнд. Преисполненный решимости отстаивать идеи, в которые он верил, Натан организовал среди ее сторонников кампанию по написанию в различные издания писем, содержащих контраргументы. Алан Гринспен и Барбара Бранден написали в The New York Times. Недавно вернувшийся в их компанию Мюррей Ротбард ответил на обвинение журнала Commonweal в том, что «Атлант расправил плечи» демонстрирует недостаток сострадания и «апеллирует к ненависти». Он отметил, что на самом деле автор изображает в книге – по отношению к героическим людям, которые были съедены заживо мародерами общества. Леонард Пейкофф и Дэрин Кейт вступили в полемику с National Review и Чемберсом. Бранден также уговаривал всех своих знакомых отменить подписку на Time.

Как и во время предвыборной кампании Уэнделла Уилки, жесткий прием, встреченный ее третьим романом, обозначил в жизни Айн Рэнд новый переломный момент. Происходящее вокруг книги существенно усилило ее чувство отстраненности от общества. Привыкшая к обожанию и почитанию своих молодых поклонников, Айн оказалась не готова к столкновению с реальным миром, возможно, попросту забыв законы и правила, по которым он существовал. Миссия всей ее жизни – состоявшая, по убеждению Рэнд, в том, чтобы создать идеального человека, а также описать условия, в которых он мог бы наилучшим образом жить, любить, творить и создавать – подошла к концу. Но внешний мир не принял ее романа в качестве модели для своего дальнейшего существования. «Она покинула Ущелье Голта и обнаружила, что вокруг нее раскинулся мир, которому довольно далеко до созданной ею идеальной модели, – вспоминала об этом впоследствии Барбара Бранден. – Она устала». Возможно и неудивительно, что в какой-то степени она продолжала жить в мире своего романа. «Айн растворилась в альтернативной реальности «Атланта» и уже больше не вернулась, – писал Натаниэль Бранден. – Что-то исчезло – и исчезло безвозвратно».

Что-то изменилось и для самого Натана. «Что же это за мир?», – спросил он у своей жены в один из тех дней, и, не дожидаясь ответа, сказал: «Айн сделала достаточно. Она заслужила отдых. Теперь наша очередь». Начиная с того момента он начал считать своим долгом защищать Рэнд от мира, от разочарований и от страданий. Натан принялся планировать цикл публичных лекций под названием «Базовые принципы объективизма», совмещая элегантно структурированное и высоко детализированное описание ее философии со своими собственными теориями о психологии, а также природе и происхождении самоуважения. Он полагал, что одним из его предназначений является перевести ее послание для остального мира. Он также хотел защитить и оправдать ее видение и творчество. «Со своим курсом лекций я был ее крестоносцем, возложившим на себя секретную миссию», – сказал он позднее в одном из интервью. Лекции должны были систематизировать и усилить ее идеи, касающиеся существования, знания, экономики, политики, этики, искусства и романтических отношений, преподнеся их в упорядоченном виде, который не был возможен в художественном произведении. На основе этого курса лекции Бранден вскоре основал целый институт, названный Институтом Натаниэля Брандена (ИНБ). Изначально планировалось, что предприятие будет названо в честь Айн Рэнд, но от этого шага его отговорила она сама.

Закончив подготовительный этап, Натаниэль принялся вербовать аудиторию. Он связался с многочисленными знакомыми, предложив им стать слушателями нового курса лекций. Бранден также перебрал ворох писем, которые получала Рэнд от поклонников, и отправил приглашения тем корреспондентам, которые, во-первых, показались ему достаточно интеллектуальными, а во-вторых – проживали на примемлемом расстоянии от Нью-Йорка. Ближайшие сподвижники Рэнд с радостью записались на курс – но даже они не могли представить тех рвения и таланта, с которыми Бранден подошел к подаче ее идей. Если она была, как назвал ее в 1961-м журнал Newsweek, «мессией в юбке», то Бранден, вне всяких сомнений, стал ее «апостолом Петром», камнем, на котором в последующие годы была построена ее церковь. Даже те, кто не любил его – а с годами таких людей стало много – были восхищены тем, как он, почти в одиночку, организовал идеи объективизма в подробную философскую систему, которую потом сделал серьезным общественным движением и, ненадолго, знаменитым национальным брендом. Даже эти недоброжелатели признавали, что именно Бранден подготовил почву для ставшего более известным «приемного ребенка» объективизма – либертарианского движения семидесятых.