Владимир Хрусталев - Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова

На главной и единственной улице маленького Галицийского местечка, за проволочной оградою, стоит в палисаднике небольшой, типа заграничной виллы, домик. Это квартира великого князя. На часах – мерно шагающий взад и вперед горец конвоя в черкеске и с винтовкой.

Кабинет и спальня Его Высочества – в одной комнате, просторной и светлой. У изголовья узкой походной кровати и на столике возле нее – маленькие образки, старинные складни. Работает великий князь за большим письменным столом. Просто все, аскетически просто. Впечатление кельи. Кельи монаха-воина.

Рядом столовая. Открытые окна забраны кисейными щитами от мух. А на фоне этих белых щитов исчезает и появляется фигура дежурного конвойца. Завтрак из двух блюд – незатейлив. Сам великий князь никогда ничего не пьет, кроме воды. Разве, чтобы чокнуться, пригубит глоток меду. За столом, помимо обычной свиты, бывает кто-нибудь из приглашенных.

Великий князь – радушный и веселый хозяин, создающий живое, интересное настроение. Общая беседа не смолкает ни на минуту. Его Высочество – увлекательный рассказчик, чего бы ни касался. И в оценке общих настроений этой мировой войны, во взглядах на последние литературные новинки, в воспоминаниях о разных встречах, в описании отдельных эпизодов того или другого боя – во всем чувствуется острый, наблюдательный, искрящийся художественными штрихами ум. Порою сверкают блестки мягкого, меткого юмора. Великий князь чудесно вышутил, – к слову пришлось, – никудышного принца Вида, погнавшегося за албанской короною. Этот же юмор и в карикатурах Его Высочества, висящих на стенах и дверях столовой. Остроумные бытовые и политические шаржи в смысле рисунка и твердости линий говорят не только о талантливом дилетанте, а и о чем-то значительно большем.

Мы упомянули вскользь о том, что великий князь фотограф-художник. В сотнях великолепных снимков, в умении выбрать мотивы – угадывается артистическая, любящая природу натура. Серия зимних батальных жанров на фоне живописных Карпат – что ни снимок – шедевр.

Со свойственной ему благожелательностью великий князь охотно откликнулся на просьбу пишущего эти строки, – поместить некоторые фотографии в журнале.

Снимки мелькали с упругим коротким шелестом в крупных, длинных пальцах. Одни откладывались направо, со словами: “Это носит специальный характер”, другие ложились влево, сопровождаясь мягким, слегка грассирующим: “Это и для большой публики будет интересно”.

В последнем, как ни странно, сказывался опытный журналист, чутью которого позавидовал бы любой редактор.

Великий князь трогательной, скромной и простой любовью, он весь в этой чарующей простоте, – любит Россию и все русское. Любит нашу застенчивую деревню, любит озаренную вечерним солнцем равнину, когда гаснут порозовевшие дали, а перепел, спрятавшись в густой ниве, громко выводит свои до дерзкого смелые трели…

И в религиозности великого князя что-то напоминающее древнюю васнецовскую Москву, которая, к слову сказать, всегда так по сердцу Его Высочеству. Особенно чувствуешь человека во время молитвы. В действующей армии великий князь не пропускает ни одной обедни, и храм так гармонирует со всем его обликом. Этот храм – изумрудная лужайка, переходящая в поле волнующейся ржи. Священник в золотом сверкающих на солнце ризах служит истово и благолепно под пение солдатского хора. Прихожане – толпа наших серых героев. Впереди – высокий, стройный и гибкий – стоит великий князь. Стоит не шелохнувшись, ушедший весь целиком в молитву…

Заканчивая беглую характеристику светлого облика великого князя Михаила Александровича, скажем несколько слов об Его Высочестве – спортсмене. Великий князь по справедливости считается одним из лучших наших кавалеристов. Превосходный полевой ездок, безукоризненно красивой посадки, в совершенстве изучивший лошадь, – он имеет все данные исключительно выдающегося кавалериста.

Подвижной и ловкий во всех гимнастических упражнениях, Его Высочество обладает феноменальной физической силою пальцев. Колоду карт великий князь разрывает на четыре части, – пополам и каждую половину – еще надвое. Эта сила – наследственная. Покойный император Александр III сплющивал в трубку серебряные тарелки и разрывал медные пятаки» [297].

Однако вернемся к рукописным архивным материалам. Великий князь Михаил Александрович систематически продолжал писать письма своей супруге с фронта. Так в письме от 10 июня 1915 г. он сообщал из Тлустэ:

«Все последнее время инициатива в руках противника, хотя далеко не на всем фронте, и мне кажется (я почти убежден), что недалеко то время, когда перевес будет на нашей стороне и все посыпется обратно в хаотическом беспорядке, и уж больше наступать они не будут в силах. Унывать и думать, что мы не победим, просто грешно. В действующей армии дух хорош, меня только немного беспокоит, как бы в России не испортилось настроение и не началось бы движение против продолжения войны до конца полного разгрома австро-германской армии. Если только теперь заключить мир с ними, то это будет конец всякому дальнейшему мирному житью и угнетающий всех и разоряющий весь экономический быт России милитаризм окончательно погубит нас. – Армия наша огромная и в численности, несмотря на большие потери, уменьшаться не будет, а у противника она будет становиться все меньше. Кроме того, [Л.Л.] Жирар вчера привез очень утешительную новость из штаба, который в Тарнополе, а именно: подвезено огромное количество артиллеристских снарядов всех калибров, и таким образом устранится та главная причина, которая не позволяла вести решительных действий. Надо брать пример с англичан, которые гораздо тверже нас духом, ведут все в жизни систематично и что задались целью, то уж доведут до самого конца…» [298]

Иногда терпение Михаила Александровича начинало давать сбои, и он пытается усовестить свою супругу за ее напрасные нападки и придирки:

«Тяжело же мне на душе по той причине, что что бы я ни сделал, ты всегда меня осуждаешь. Не приехал я на похороны [великого князя] Константина К[онстантиновича] по той причине, что я только недавно возвратился из продолжительного отпуска и не считал себя вправе опять уезжать, ведь теперь война, а не игра в солдатики. Когда меня уберут отсюда, ну тогда дело другое, а пока я командую дивизией, то это невозможно так часто разъезжать, а если это делают другие мои родственники и делают неправильно, то это для меня не пример. Ведь я же не веселюсь здесь…» [299]

Листая фронтовые записи в дневнике великого князя Михаила Александровича, невольно внимание обратили на себя строки от 17 (30) июня 1915 г.: