Ольга Лапина - История одной деревни

Из книги «Немцы России и СНГ»

«…Поскольку все дома были одноэтажные, то высокая колокольня церкви доминировала над селением. При закладке сел немецким колонистам вменялось в обязанность высаживать деревья. Благодаря этому немецкое селение утопало в цвету и благоухало ароматами меда. Часто за густыми акациями не было видно домов…»

Словом, уже в конце XX века Джигинка – это даже не село, а образец того, чего можно добиться в короткие сроки при необходимом упорстве, трудолюбии и устремлении.

Процветала на селе и торговля. Вот здесь-то и открылась прозорливость первых поселенцев, которые выбрали местность с таким выгодным расположением. Ведь немецкое село находилась на стыке трех дорог: Анапа, Крымск, Темрюк. Кроме того, рядом были богатые базары – в казачьих станицах Старотитаровской и Варениковской. Несмотря на то что немцы говорили по-немецки, думали по-немецки, жили по-немецки, они отлично ладили с местным населением. Особенно с казаками. В частности, с жителями станицы Старотитаровской. Уже было сказано, что в станице Старотитаровской был в свое время богатейший базар. Там же по осени, на Воздвиженье, устраивались грандиозные ярмарки, куда съезжался народ со всей округи. Нужно сказать, что джигинские немцы не выглядели бедно на этом сказочном фоне. И у них было чем похвастаться, чем удивить и что продать.

Казаки не могли не оценить хозяйственную смекалку, надежность и рачительность своих соседей. С такими соседями всегда можно было найти общий язык. И не случайно, как уже говорилось, казаки, которые в принципе не приветствовали заключение браков с чужаками, с удовольствием женили своих сыновей на хорошеньких и трудолюбивых немках Джигинки. Породниться с немцами почитали за честь.

К слову, и сама немецкая колония выступала за развитие добрососедских и торговых отношений не только со станицами Благовещенской и Старотитаровской, но и с другими станицами. Немцы Джигинки активно участвовали и в строительстве дорог, и в улучшении сообщения между селами, и в организации торговли между колонией и станицами, и в содержании переправы через Старую Кубань. Высокомерия и гордости, которую часто приписывают немецким колонистам, в джигинских немцах не было и в помине. И даже различия в вероисповедании установлению дружеских связей не мешали.

Революционные времена – джигинские немцы охотно вступали в ряды казачества, обеспечивая охрану правопорядка

Вскоре положение немецкой колонии Джигинка укрепилось еще и потому, что рядом с Джигинкой образовалось еще одно немецкое поселение – Пиленково (Пиленкофельд).

Джигинские немцы были лютеранами по своему вероисповеданию. Привезли ли они это вероисповедание из самой Германии или оно было благоприобретенным (в результате скитаний и испытаний) – не известно. Хотя можно строить предположения. В частности, известно, что немецкие переселенцы на территории России исповедовали разные религии (напомню, что согласно манифесту Екатерины Второй на территориях поселения колонистов соблюдалась веротерпимость). Четверть колонистов, проживавших в России, составляли католики, остальные принадлежали к различным протестантским вероисповеданиям (лютеране, реформаторы, меннониты).

Отношение же властей к представителям разных религиозных направлений было неоднозначным. Например, меннониты считались наиболее законопослушными, удобными для властей.

– Все-таки непонятно, зачем было принято решение о массовых репрессиях после 1934 года?

– А почему вы меня не спрашиваете, почему было принято решение о массовых репрессиях до 1934 года? Когда мы проводили коллективизацию – тогда репрессии были несопоставимо масштабнее, чем в пресловутом 1937-м.

Вы поймите, у вас неправильное представление о репрессиях. Это представление горожанина. А страна, которая мне досталась в управление, к середине 1920-х годов представляла следующую картину: примерно 80 % жило в деревнях и только 20 % – в городах.

Так вот, если взять за 100 % людей, которые были репрессированы за весь период моего правления, с 1922-го по 1953-й, то примерно 90 % из них были крестьяне. И только 10 % – горожане. Просто среди горожан были и интеллигенция, и журналисты, и писатели, и т. д. И они-то такой визг и подняли, будто в 1937-м лились реки крови! А на самом деле реки крови лились в 1931–1932 годах. Просто интеллигенция тогда предпочла этого не заметить.

Я, кстати, об этом честно сказал Черчиллю, когда он прилетел ко мне в декабре 1941-го в Москву и спросил: «Тяжело вам сейчас?» Немцы стояли под Москвой, Питер уже почти пал. Мы фактически проиграли войну. Я сказал ему тогда: «Нет. Не сейчас. Никогда мне не было так тяжело, как в 1931–1932 годах». Когда шла коллективизация, когда мы должны были уничтожить миллионы крестьян. Вот этот грех я взял на душу. А что этих щелкоперов прикончил – мне абсолютно ни одного из них не жалко. Что мне, Бабеля нужно жалеть? Который сам лично участвовал в расстрелах, с удовольствием пытал людей? Мне нужно было пожалеть Колю Бухарина, который завел меня в это болото? Ну мы к этому еще вернемся. Вот крестьян – да… Я сам фактически крестьянин, а Гори – это ведь в действительности деревня. Однако мне пришлось это сделать.

– Но я спрашивал вас не про крестьян и не про интеллигенцию. Зачем вы уничтожали опору вашего строя? В частности, тех, кто участвовал в последнем предвоенном съезде партии. И почему он не проводился затем много лет? Была ли это месть? Или это была некая необходимость?

– Месть? За то, что они будто бы прокатили меня на выборах генсека? Да нет. Съезды не проводились, потому что незачем ломать эту комедию, особенно во время войны. Да и после войны – шло восстановление страны, у меня на эту говорильню времени не было. Вы же прекрасно понимаете, что съезды превратились в фикцию! Они и потом стали фикцией. Что, я буду время терять и деньги, людей занятых отрывать от работы?

А эти, партийцы ваши, вряд ли были опорой строя. Я этих всех говнюков знаю как облупленных. Вот сейчас ваши деятели открыли наконец архивы, вы прочитайте докладные записки НКВД, которые они мне писали. Это были разложенцы все! Ворюги! По две, по три жены! Обросли коврами, какими-то китайскими вазами, квартирами… С этими людьми я должен был в войну идти? С этими людьми я должен был мобилизацию проводить, переносить промышленность на восток? Они ничего не могли – только бла-бла-бла. Зачем они мне были нужны?