Герд Бухгайт - Абвер - «щит и меч» III Рейха

Сразу после капитуляции Варшавы некто капитан Буланг со своей разведгруппой предпринял поиски секретных материалов и списков агентуры. Однако сейфы в центральном отделе польского Бюро связи на площади Пилсудского оказались пусты. Лишь в трех из них обнаружились немецкие военные уставы и наставления, телефонные и адресные справочники, а также небольшая картотека. Все это были несекретные материалы. Но куда же девались подлинно секретные? И вот спустя два дня, гуляя по крепостным укреплениям форта Легионов, все тот же капитан Буланг обнаружил в одном из больших казематов ящики и стеллажи, заполненные папками. На них были надписи: «Военный атташе в Токио», «Военный атташе в Риме», «Военный атташе в Париже» и т. д. Для вывоза этих документов из форта понадобилось шесть грузовиков. Их анализ позволил арестовать более 100 человек, работавших в рейхе на польскую тайную службу.

Такова настоящая правда об акции, проведенной капитаном Булангом. Однако Вальтер Шелленберг, ставший позднее шефом VI управления РСХА, присвоил эти лавры незаслуженно себе. В своих мемуарах он нагло заявил, что сам «вопреки всем ожиданиям» обнаружил в Варшаве обширные материалы о польской агентуре, в результате чего было установлено, что в рейхе действовали около 430 немецких граждан, состоявших на службе у польской тайной разведки.

В Варшаве было создано новое отделение абвера, руководить которым стал майор Горачек, специалист по «восточным вопросам», ранее работавший в Кёнигсберге. Уже в ноябре из подготовленного им персонала в составе нескольких офицеров и 4 переводчиков-зондерфюреров он укомплектовал пункты сбора донесений в Бяла-Подляска, Влодаве, Тересполе — напротив Бреста на Буге. Все шло, на удивление, хорошо, несмотря на пока еще неизвестные нам действия советской разведки. Однако проникнуть в глубь советской территории, которую нам предстояло разведать, нам тогда не удалось. Во всяком случае, польская кампания доказала, что военная разведка верно и своевременно информировала германские высшие штабы о состоянии польских вооруженных сил и их мобилизационных возможностях.

При оккупации Судетской области, а позже — Богемии и Моравии были задействованы по указанию Гейдриха «айнзатцгруппы» из состава гестапо и СД «для политико-мировоззренческого обеспечения этих новых областей». Зная о готовящихся насилиях в Польше, главнокомандующий сухопутными войсками генерал-полковник фон Браухич обратился к Гитлеру с просьбой передать исполнительную власть здесь исключительно сухопутным войскам. Это было сделано, но в полицейском отношении они выполняли задания РСХА, а эти задания сводились к уничтожению польской интеллигенции, аристократии, духовенства и еврейства, в целях «реорганизации польской территории сообразно этнической политике». Когда Канарису стало известно о зверствах, начатых гестапо и СД в захваченных областях Польши, он на одном совещании в поезде фюрера (12 сентября) в присутствии Риббентропа, Кейтеля, Йодля и Лахузена заметил, что «в конечном счете мир возложит ответственность за подобные методы на вермахт, на глазах которого творятся подобные вещи» [140]. Вскоре и главнокомандующий войсками на Востоке генерал-полковник Бласковитц направил в ОКХ две памятные записки против действий СС и гестапо. В одной из них говорилось, что «отношение войск к СС и гестапо колеблется между отвращением и ненавистью. Каждого солдата тошнит от этих преступлений. Нельзя понять, как можно совершать подобные вещи, тем более под фактической опекой регулярных войск» [141]. Когда фюрер узнал о записке, он заявил: «Армиями спасения войну не ведут».

Канарис был глубоко озабочен тем, что происходило в Польше, оккупированной немецкими войсками. Однажды он сказал своему сотруднику вице-адмиралу Бюркнеру: «Война, ведущаяся противу всякой морали, не может быть выиграна. На земле существует еще и божественная справедливость». В октябре 1939 г., будучи в ставке генерала фон Рейхенау в Дюссельдорфе, Канарис рассказал генералу Паулюсу о жуткой обстановке в Польше. На что тот возразил, что, мол, все мероприятия фюрера оправданны. После этого Паулюс для Канариса перестал существовать, а когда тот потерпел поражение под Сталинградом, он в узком кругу сказал, что «не питает к нему никакого сочувствия». А когда в ноябре 1939 г. он узнал о похищении айнзатцгруппой СД из нейтральной Голландии двух офицеров-англичан из Сикрет Сервис, он категорически, под страхом серьезного наказания, запретил своим сотрудникам подобные деяния, противоречащие международному праву.

Зверства эсэсовских частей в Польше отрицательно влияли на войска. Молодые офицеры с растущим отвращением наблюдали за тем, что творила эта «организованная банда убийц, грабителей и преступников при попустительстве верхов» [142]. Бесчинства в Польше вызвали широкий отклик возмущения во всем мире, и то, что это эхо было крайне неблагоприятно для Германии, нельзя было пропускать мимо ушей. Канарис постоянно докладывал о реакции мировой общественности Кейтелю и Гальдеру. Но это была борьба с ветряными мельницами. Стрелки путей для Германии были уже переведены.

В конце сентября 1939 г. Канарис, опираясь на собранные абвером данные, проинформировал главкома ВМФ о том, что в британской прессе появились намеки на то, что Англия собирается ввести свои войска в Норвегию. Это сообщение совпало с письменным донесением командующего группой ВМФ «Восток» адмирала Карльса, весьма обеспокоенного той «угрозой», которая может возникнуть для нас в результате выдвижения англичан в Норвегию» [143]. Ситуация была тщательно исследована оперативным руководством войны на море (ОКМ). До тех пор пока Норвегия оставалась нейтральной и союзники ее нейтралитет не нарушали, Германия имела неограниченный доступ к запасам шведской железной руды, несмотря на близость английского флота, наше невоенное судоходство можно было поддерживать. «Нейтралитет Скандинавских стран охраняет нас с севера, — сказал по этому поводу адмирал Редер, — и у нас есть все основания его поддержать». Канарис был согласен с Редером, но встретил план оккупации Норвегии с большим сомнением. Он полагал, что мощный британский флот перекроет норвежские воды с целью разгрома германских ВМС и экспедиционного корпуса. Но тем основательнее абвер стал вести разведку побережья Норвегии, особенно после того, как Гитлер приказал 27 января 1940 г. создать особый штаб при ОКВ, который должен был подготовить оккупацию Дании и Норвегии. Затем ОКВ сформировало 21 ю оперативную группу особого назначения, а Канарис дал своим инстанциям, ответственным за разведку района Скандинавии, т. е. отделению в Гамбурге и ВО в Дании и Норвегии, указание войти в контакт с отделом разведки штаба этой группы (начальник — майор фон Хайдебрек) и выполнять те разведывательные задачи, которые поставит эта группа. Почти тогда же (27 января) майор абвера (впоследствии подполковник) Прук был придан германскому посольству в Осло в качестве руководителя ВО. Его задачей было наблюдение за действиями противника в отношении и на территории Норвегии и отыскать в кратчайший срок необходимые ориентировки для высадки немецких войск [144]. В распоряжение начальника ВО в Осло был направлен в качестве помощника опытный абверовец майор Беннеке, хорошо знавший язык и страну. Был также задействован в роли «уполномоченного по фрахту судов» обер-лейтенант запаса Кирст. С германскими военными атташе Прук прямой связи не поддерживал из боязни выдать себя и скомпрометировать их, а также в немалой степени из-за отрицательного отношения к немецкой оккупации Норвегии со стороны германского посланника доктора Бройера.