Герд Бухгайт - Абвер - «щит и меч» III Рейха

Помимо записок Оберлендера, к шефу абвера стекались и многочисленные донесения об обстановке от хорошо информированных ВО, что еще больше увеличивало его пессимизм относительно политической ситуации на Востоке. Осенью 1943 г. руководитель ВО в Стокгольме полковник Ганс Вагнер, сознавая, что война подошла к решающему повороту, по собственной инициативе попытался взять на себя роль посредника в переговорах о мире между Германией и Россией. Он был хорошо знаком с одним евреем, имевшим политические связи с А. Коллонтай, советским послом в Стокгольме. В конце июня 1943 г. Вагнер узнал, что Кремль готов вести переговоры в том случае, если ни Гитлер, ни Риббентроп более не станут определять германскую внешнюю политику. Вряд ли можно было тут чего-то добиться, но вскоре этот еврей сообщил полковнику, что Сталин, отказываясь от упомянутых условий, может направить представителя Наркоминдела в столицу Швеции для переговоров с уполномоченными германского МИДа. Полковник Вагнер информировал об этом посланника Грундхерра в германском МИДе в обход служебного пути. Грундхерр считал, что найденный Вагнером контакт — это, вероятно, последняя возможность для Германии закончить войну на более или менее приемлемых условиях. Когда Гитлер узнал об этом и о том, что доверенным лицом был еврей, он буквально взорвался от ярости, вызвал к себе тут же Канариса и, как рассказывал адъютант шефа ОКВ подполковник фон Фрайенд, задал ему серьезную взбучку [137].

Остается неизвестным, были ли эти шаги к миру слишком запоздавшими. Во всяком случае, офицеры абвера, особенно в руководящих инстанциях, оценивали тогда военно-политическое положение гораздо точнее, чем руководитель государства и «полководец» Гитлер.

Оглядывая даже бегло весь комплекс политических вопросов, которыми приходилось заниматься абверу и Канарису, можно лишь сожалеть о том, что потерян или же до сих пор не найден личный дневник адмирала. Это был бесценный документ, который позволил бы осветить не только все еще спорный вопрос о сопротивлении в Германии, но и очень многогранную деятельность Канариса. Ведь он с предельной точностью заносил в него со времени кризиса верховного командования 1938 г. все, что казалось ему важным; причем делал он это не от первого лица и не сопровождал факты своими субъективными оценками. Эти записки предназначались для того лишь, чтобы когда нибудь стать отчетом перед германским народом и обвинением Гитлеру и его режиму. При случае к этим заметкам присовокупляли свои записи и руководители отделов — Пикенброк, Остер, Лахузен и Хансен. Дополнительные замечания на полях делал ближайший соратник Остера Ханс фон Донаньи [138]. Иногда Канарис позволял некоторым из ближайших сотрудников делать для себя выписки. Несколько таких выписок сохранилось у генерала Лахузена, и они были представлены Нюрнбергскому военному суду. Этим и объясняется часто высказываемое утверждение о существовании какого то второго текста дневника. Это неверно [139]. Канарис вел его в одном экземпляре и писал всегда от руки. Очень редко, когда времени стало не хватать, он диктовал текст своей секретарше на машинку, которая печатала без копирки. Короче, личный дневник шефа абвера содержал много подробностей о деятельности военной разведки, смысл которых был подчас непонятен тогдашним сотрудникам абвера; но сегодня они могли бы многое рассказать о том, что делалось скрытно для поддержки внутреннего сопротивления режиму.

Значение и роль германского абвера во Второй мировой войне нельзя представить себе даже из пусть и подробного перечня удачных и неудачных его действий уже хотя бы потому, что деятельность тайных служб всегда происходит «во тьме», и потому громадное большинство акций остаются неизвестными. Однако из всего того, что стало известно на сегодняшний день, никаких ошибок планирования или просчетов, которые оказали бы решающее влияние на ход войны, в германской военной разведке не возникало. И все же, если бы мы пошли по пути перечисления всех зафиксированных шпионских дел, контрразведывательных операций, диверсионных актов спецсоединения «Бранденбург» или отдельных успешных акций офицеров и агентов абвера, мы вряд ли получили бы полное представление о военной разведке, так же как рассказы о всех героических подвигах на фронтах не дадут нам общей картины войны.

Преимущественно успешная и добросовестная работа абвера в ходе войны была не чем иным, как рутинной деятельностью высококвалифицированных специалистов. Между тем она почти не влияла на руководство войной и в еще меньшей степени — на политику Гитлера, однако многие частные успехи разведки приносили немалую пользу непосредственно войскам. Что касается политической инициативы, если о ней вообще можно говорить в рамках абвера, то она в годы войны все больше перекладывалась на группу во главе с полковником Остером, настроенным оппозиционно к режиму.

Абвер был ненужным образом скован в своих действиях и на фронте внешней разведки, где нужно было вести трудную борьбу с превосходящими силами вражеских служб разведки и контрразведки. Поскольку со временем и генеральный штаб сухопутных войск и высшее командование видов вооруженных сил все более превращались в ничего не значащих получателей и исполнителей приказов Гитлера, абвер также терял влияние на планирование и подготовку операций. А ведь каждая из них требовала точной оценки обстановки и, следовательно, зависела от добросовестной обработки предварительно собранных донесений. Дело затруднялось еще и тем, что почти с началом войны был введен запрет на любой обмен опытом и информацией в части разведывательной деятельности. Об этом позаботился сам фюрер, отдав 11 января 1940 г. следующий приказ: «Никто, ни одна инстанция, ни один офицер не имеют права получать сведения о секретных вещах, если им это не требуется непременно по сугубо служебным соображениям. 2. Ни одна инстанция и ни один офицер не должны знать о каком-то секретном деле больше, чем это нужно для выполнения их собственной задачи». Следствием этого стало то, что документы с грифом «Совершенно секретно. Только для командования!» не всегда оказывались доступны абверу. Ни одна тайная служба в мире не подвергалась столь унизительным требованиям и придиркам, как германский абвер. И именно здесь пролегла для него граница между легальной ведомственной критикой и нелегальным сопротивлением.

Война стала для абвера суровым испытанием не только на профессиональность, но и на выносливость. Организация, созданная за столь короткое время, прекрасно функционировала, несмотря на растущие трудности, вплоть до самой последней минуты ее трагического конца. Но увеличивающиеся силы противников, увеличение их числа и расширение враждебных территорий вместе с усилением вражеской пропаганды, а также не в последнюю очередь глупое упрямство собственного руководства работали против абвера. Тайный фронт постепенно ослабевал. Абвер истощал свои силы в неравной борьбе с противником, постоянно развертывавшим свою мощь. Разумеется, не каждая страна — противник Германии обладала эффективной тайной военной службой, какую представлял собой абвер. Но почти все они имели все же свою контрразведку или политическую полицию.