Эдвард Радзинский - Александр II. Жизнь и смерть

И наследник, как никто, годился для этой роли. Этот прямой пото­мок урожденного голштинского принца (императора Петра III) и ангальт-цербской принцессы (Екатерины Великой), в котором, благодаря трудам немецких принцесс в постелях русских царей, было 99 процен­тов немецкой крови, имел удивительно русский облик. «По наружнос­ти походил на большого русского мужика... к нему больше всего по­дошел бы полушубок, поддевка и лапти; по манерам был, скорее, более или менее медвежатый» (похож на медведя). (Граф Витте).

Цесаревич знал это и обожал все русское. И все его привычки — привычки средней руки русского помещика. Он любит выпить и умеет выпить, он — убежденный антисемит, как многие русские помещи­ки. Будучи посредственностью, он трезво относится к своим способ­ностям и уважает умных людей — беспрекословно слушает Победо­носцева. Но истинный его товарищ — генерал-адъютант Петр Черевин, занимавший тогда место товарища министра внутренних дел. Этот невысокий, без шеи генерал был в душе генерал-слуга, генерал-денщик. Он обожает Александра, будущего истинного царя. И хотя карьерой был обязан его отцу, считал Александра II царем неистинным, царем западным. Да и вообще весь мир для Черевина был раз­делен на две части: на одной — наследник и служивший ему Черевин, на другой — «прочая сволочь».

И Черевин с восторгом делит с наследником нехитрые забавы рус­ского помещика — рыбную ловлю, охоту и выпивку. Последнее раз­влечение цесаревна весьма не одобряла и не уставала с ним бороться. И Черевин придумал — пошил им обоим сапоги с очень широкими голенищами. В эти восхитительные сапоги входила плоская фляжка коньяка, вместимостью с бутылку.

Черевин вспоминал впоследствии (когда цесаревич уже стал госуда­рем Александром III): «Мария Александровна — подле нас, и мы сидим смирнехонько, этакие паиньки. Отошла она подальше, — мы переглянемся, — раз, два, три! — вытащим фляжки, пососем, и опять, как ни в чем не бывало. И называлось это у нас «голь на выдумки хитра».

В семейной обстановке цесаревич мил и прост, добр и «уютен». Он очень нравственен и религиозен. У него «прекрасное сердце, благо­душие, справедливость» (граф Витте). Будучи отличным семьянином и однолюбом, он ненавидит распутство и с ним страстно борется, подчас ребячливо. Он не упускает случая дернуть за фалды полумуж­ского костюма, который любит носить его тетка Маша, княгиня Лейхтенбергская, живущая в тайном браке со Строгановым. И радостно, как ни в чем не бывало, извиняется.

История отца с княгиней Долгорукой была для него нестерпима.

ВОЖДЬ РЕТРОГРАДОВ

Самой опасной чертой наследника была привязчивость. Сначала он обо­жал брата Никса и был под его влиянием, потом под влиянием жены. Теперь он был под влиянием Победоносцева. И цесаревна поддерживала эту привязанность. Присутствие в Зимнем дворце фаворитки, ее не­законные дети, умирающая императрица, опасность брака царя с Долго­рукой после смерти императрицы — все это нависло над наследником и цесаревной. И цесаревна была счастлива, когда Победоносцев начал соби­рать вокруг наследника ту самую партию, которую великий князь Кон­стантин называл «ретроградной».

Вот цитаты из произведений Победоносцева, которые он внушал на­следнику и которые исповедовала эта оппозиция. И они же востребо­ваны у нас до сих пор:

«Конституция и парламент — великая ложь нашего времени». «Ве­ликая правда — самодержавие царей».

«Старые учреждения, старые предания, старые обычаи — великое дело... народ дорожит ими, как Ковчегом завета предков».

«Выборы — всего лишь дело искусства, имеющего свою стратегию и тактику подобно военному искусству. Толпа слушает того, кто гром­че кричит и искуснее подделывается пошлостью и лестью под ходячие в массе понятия и наклонности. Выбранный, как правило, — излюбленник хорошо организованного меньшинства. В то время как боль­шинство бессильно перед кружком или партией... По теории избира­тель отдает свой голос за кандидата, потому что знает его и доверяет ему. На практике... он его совсем не знает, но избирателю натвержено о нем речами и криками заинтересованной партии...»

ПАРТИЯ АНИЧКОВА ДВОРЦА

Так возникла эта партия. Она должна была защитить права цесаревича Александра Александровича.

В нее входят все противники реформаторского курса. В конце 1870-х годов участники этой вельможной оппозиции генерал Р.А. Фадеев и генерал-адъютант И.И. Воронцов-Дашков написали некий манифест контрреформаторов. Это была книга «Письма о совре­менном состоянии России». В «Письмах» западным конституциям противопоставлялось «живое народное самодержавие»: «Царь должен быть самодержцем, царем, а не главой исполнитель­ной власти». Критиковался «непомерно громадный бюрократическим механизм, зараженный нигилизмом» и содержался призыв к... «вос­становлению допетровских государственных форм».

Наследник преподнес рукопись отцу. И император разрешил из­дать ее... но только — за границей.

Между тем оппозиция растет. В постоянных совещаниях в Аничковом дворце принимают участие люди страстной убежденности — иде­ологи национализма, публицисты: князь Мещерский и поборник идеи великой славянской империи Катков.

Вот так оформился этот союз самых консервативных элементов. И во главе его — наследник престола. Но дирижирует происходящим ним­фа Эгерия — Константин Победоносцев.

Они объявят себя партией охранительницей устоев, партией порядка.

Так начинаются сражения Аничкова дворца с Зимним дворцом, о котором уже знает весь чиновный Петербург.

Вот почему не побежал бы доносить о взрыве в Зимнем дворце Су­ворин, чья газета была рупором ретроградов, голосом камарильи.

Он не стал бы спасать царя, про которого вождь ретроградов так ясно сформулировал: «Судьбы Божьи послали нам его на беду России».

«КОЛЕБЛЯСЬ НАД БЕЗДНОЮ»

Итак, либералы против императора, потому что реформы останови­лись, ретрограды — потому что были реформы. Но это все — полити­ки, вожди общественности. Но с кем обычные люди, что говорит «на­род»? Оказывается, и народ — недоволен.

«Истинная подкладка этого недовольства очевидна: общий упадок благосостояния при частных искусственных исключениях», — писал все тот же современник событий, знаменитый историк Ключевский.

Половинчатые реформы и, прежде всего, не доведенная до конца аграр­ная реформа плюс воровской русский капитализм сделали свое дело. На­ступило «обнищание масс и общее недовольство», которое всегда сопро­вождает русские реформы. И на фоне этого обнищания, как писал тот же Ключевский, «шла упорная работа старины». Ретроградная партия вну­шала обществу, что все беды оттого, что были реформы. И настоящий путь — назад в московскую Русь, в николаевское царствование, в самодержавие.