Эдвард Радзинский - Александр II. Жизнь и смерть

Это учение, названное «зикризмом» (вариант «суфизма») призывало воинов-мюридов перенести газават (священную войну) внутрь себя. Сражаться не с русскими, а с пороками собственной души... Он призывает к смирению и самосовершенствованию. Конечно же, он ставит границы смирения: «Если ваших женщин будут насиловать или заставлять вас забыть язык и обычаи, подымайтесь и бейтесь до смерти»...

Измученные десятилетиями кровавой войны, гибелью мужчин, тоскливым ощущением тщетности борьбы с гигантской империей, горцы все больше прислушиваются к странным призывам. Новое учение начинает стремительно подрывать дисциплину, ослаблять армию Шамиля.

Шамиль жестоко наказывает сторонников учения. Но вскоре приходиться понять — горцы уже не с ним. Не с ним — и «низы», и «верхи». За годы борьбы в иммамате появился обеспеченный класс — чиновники. И они не желают приносить приобретенное богатство в жертву явно проигранному делу. Шамиль, обогативший элиту, мешает ей сохранить нажитое.

Русские войска переходят в наступление. Контролируемая Шамилем территория катастрофически сужается. К лету 1859 года Шамиль безвозвратно потерял Чечню и почти весь Дагестан. Силы мюридов тают на глазах. В конце июля, когда Шамиль занял круговую оборону высоко в горах — в ауле Гуниб, с ним оставалось четыре сотни воинов. Все, что сохранилось от огромной армии. К середине августа русские поднялись в горы, и аул Гуниб был окружен. Но главнокомандующий, князь Александр Барятинский отлично понимал, какова будет цена штурма, сколько его солдат полягут здесь в горах, под самыми небесами. Князь предложил Шамилю добровольно сложить оружие. Взамен гарантировал безопасность имаму, его семейству и всем находившимся при нем мюридам. Обещал даже свободный отъезд в Мекку, если Шамиль пожелает.

Но Шамиль не верил в прощение. Сам он никогда не прощал своих врагов. Он решил сражаться до конца. Но уже вскоре понял — в бой вести некого... Ни его сыновья, ни мюриды, ни жители аула не хотели погибать. Плач женщин, умолявших не погубить их, дал ему возможность сохранить честь и достоинство. Теперь он сдавался ради них. И, побеседовав с Аллахом, имам Шамиль вышел к князю Барятинскому. Он сказал коротко: «Я признаю власть Белого Царя и готов верно служить ему».

Вместе с гаремом имама привезли в Петербург. Когда его везли, Шамиль был потрясен размерами империи. Только теперь он понял, с кем воевал.

Его привезли во дворец. В белоснежной чалме он стоял посреди парадной дворцовой залы: поджарое тело воина, узкое лицо с хищным клювом-носом. Несмотря на возраст и девятнадцать ран, он казася куда моложе своих лет. Волосы темно-русого цвета, лишь слегка схвачены сединой, лицо с нежной белой кожей обрамлено большой бородой, искусно окрашенной в темно-красный цвет. Четверть века крови принес России этот человек. Русские войска потеряли больше ста тысяч человек. Несмотря на обещание, Шамиль ожидал, что его отправят в Сибирь или заключат в каменный мешок. Или публично казнят.

Но Александр был рыцарем. И он обнял пленника — этого великого воина. Приказал одарить его деньгами и шубой из черного медведя. Жены Шамиля, его дети — все получили подарки. И Шамиль

И Шамиль был сражен великодушием царя. Александр пленил его по-настоящему.

Император велел отправить его в небольшой городок Калугу. Вместе с ним туда отправились родственники, сыновья, гарем. Среди его жен была горская еврейка ослепительной красоты. Александру рассказали, что восхищенный ее красотой Шамиль попросту отнял ее у отца. Теперь, по просьбе ее отца и брата, государь велел спросить у красавицы — не хочет ли она вернуться в отчий дом? Она ответила, что могла бы оставить повелителя Кавказа, но побежденного мужа не покинет никогда.

Шамиля содержали как самого почетного пленника. Он совершал прогуляки по городу в открытой коляске, запряженной четверкой лошадей. В белой чалме, медвежьей шубе и желтых сафьяновых сапогах, он потрясал провинциальную Калугу.

Через несколько лет Шамиль попросился в Мекку. Он написал Александру: «Будучи дряхл и слаб здоровьем, боюсь расстаться с земною жизнью, не выполнив моего святого обета...» Его выпустили, хотя и не сразу. Смерть настигла старого воина по пути в Мекку. В течение пяти лет, последующих за пленением Шамиля, весь Северный Кавказ был окончательно присоединен к России.

ПОГОДА НА ЗАВТРА

-Пленение Шамиля подсластило Крымское поражение. Впрочем, и до этого был впечатляющий успех — новый царь сумел отобрать у Китая ценный Уссурийский край, потерянный когда-то Россией. Теперь вся территория Тихого океана вдоль границ Сибири — бесценная вековая тайга, высоченные кедры, леса, полные дикого зверя — драгоценной пушнины — стала частью России. И завоеванный Кавказ удобно лежал в подбрюшье великой империи.

В его кабинет принесли новую карту России. Необъятная империя простиралась на карте. Здесь не заходит солнце...

Но надо было двигаться дальше. Пока у него связаны руки в Европе, его путь лежал в Среднюю Азию. Завоевать среднеазиатские ханства, страну «Тысячи и одной ночи», продвинуться к самой Индии, к Афганистану и Персии... И пусть англичане с ужасом вспомнят, как они посмели победить его отца.

А потом, покорив Среднюю Азию, собраться с силами и вернуть себе Черное море. И далее — поход на Турцию, освобождение славян. И станет явью мираж великой славянской державы — мечта отца. Крест, положенный в гроб отца, — этот крест лежит и на его сердце!

Великие мечты! Когда-то Наполеон пугал Европу русской угрозой. Грубо предупреждал, как будет страшно, если в России «родится царь с большим х...м».

Но для наступления великого времени нужны сначала великие реформы. И он их начинает.

ДВУЛИКИЙ ЯНУС

у Достоевского есть описание, как фельдъегеря возили царску почту. Ямщик сидит на облучке, песней заливается, а фельдъегерь едет сзади — кулаком по затылку — хрясть, и побыстрее побежала тройка. А фельдъегерь, будто разум у него выбивая, кулаком — бац! Бац| И покорный, безответный ямщик с той же яростью передает эти удары несчастным лошадям. И вот уже летит вперед иссеченная плетью тройка. Чтобы стать от этих постоянных побоев стремительной птицей.

«Птицей-тройкой» назвал Россию Гоголь.

Именно так гнали вперед нашу «Птицу-тройку» великие реформаторы Иван Грозный и Петр Великий.

Но у Александра нет азиатского, зверского характера этих царей, тысячами убивавших и ссылавших противников своих нововведений. Но ему пока и не надо. Страх, привычку к повиновению, холопство перед государем — все это сделал нормой жизни его отец. И этого страха, этой всеобщей покорности достаточно, чтобы провести самые смелые преобразования. Пока — достаточно.