Марк Фурман - Убийство под микроскопом: записки судмедэксперта

Когда утром следующего дня я вошел в кабинет Бережного, то увидел рядом с ним незнакомого пожилого мужчину. Он сидел за столом и что-то писал. Я взглянул на пепельницу, в ней лежало три свежих окурка. Бережной взглядом остановил меня, показав глазами на дверь. Мы вышли в коридор.

– Дело почти раскрыто, – неожиданно сказал следователь. – Мужчина, что сидит у меня в кабинете, – главный агроном совхоза «Первомайский», Крылов. Утверждает, что он вчера ночью ударил Архипова.

– Явка с повинной, – удивился я. – Видимо, совесть заела, вот сам и явился.

– Не совсем так, доктор, – прервал меня следователь. – Кстати, очень хорошо, что вы не уехали. Нам помощь эксперта еще потребуется.

Бережной рассказал следующее.

… Агроном понял, что теперь ему до утра уже не заснуть, и вышел на крыльцо. Уже совсем стемнело. Ночь выдалась беззвездная. В нескольких метрах от него гремела гитара и слышался нахальный смех. Он ничего не видел перед собой. Только впереди плясал огонек от прикуренной сигареты.

Он что-то крикнул. Так громко, что закололо в груди. И услышал после смеха еще и бранные слова. Они неслись в пожилого усталого человека пулеметной очередью и стали последней каплей, переполнившей чашу терпения. Нервы у Крылова не выдержали. Он шагнул с крыльца и, протянув в темноте руку к поленнице дров, схватил первое подвернувшееся под руку полено, тут же с силой бросил его навстречу мелькавшему огоньку, пению и брани.

– О дальнейшем ничего сказать не может, – Бережной помолчал. – Как бросил полено, так и ушел в дом. Потом выпил валерьянки, чтобы успокоиться и уснуть, а рано утром уехал в город по совхозным делам.

– Что же он, сам к вам пришел?

– Почти, – подтвердил Бережной. – Когда вчера поздно вечером Крылов вернулся из города, жена рассказала ему о случившемся. Он посидел, все обдумал, потом пошел к Филимонову. И вот теперь он здесь. Жаль Крылова, – Бережной развел руками. – Прекрасный человек, фронтовик, имеет награды… И этот нелепый случай.

– Вы верите ему? – спросил я.

Следователь промолчал. Я понял, что мой вопрос неуместен.

Часом позже мы опять выехали в совхоз. Крылов, сидевший рядом со мной, молча курил. Столь же нещадно дымил на переднем сиденье Бережной. Следователь решил непосредственно на месте проверить показания агронома.

Вскоре мы оказались у знакомого колодца. Прямо напротив него – дом Крылова под красной черепичной крышей. Стоит шагнуть с крыльца, протянуть руку в сторону, как она натыкается на поленницу аккуратно сложенных березовых дров. Поиск самого полена тоже не занял много времени. Приблизительная траектория броска была теперь известна. Несколько минут спустя проворный Филимонов обнаружил в густых зарослях черемухи злополучное полено.

У одного из концов его были заметны мелкие брызги крови и два прилипших белокурых волоса. Несколько дней спустя судебно-медицинская экспертиза установила, что кровь на полене идентична группе крови Валерия Архипова. Приставшие волосы, по заключению биологов, имели сходство с образцами волос головы потерпевшего. Теперь, после проведения всех необходимых судебно-медицинских исследований, следователь Василий Бережной был твердо уверен, что агроном Крылов сказал правду. Удара по голове не было – был бросок.

Результаты судебно-медицинской экспертизы не противоречили этому.

Есть у известного русского писателя Василия Макаровича Шукшина прекрасный рассказ «Думы». Сюжет его, вероятно, взят писателем из жизни. И насколько же точно фрагменты его перекликаются с той сложной, можно сказать, трагической ситуацией, в которую попал Игнат Борисович Крылов. Правда, у Архипова была гитара и магнитофон, а у героя Шукшина – Кольки Малышкина – гармонь.

«Уснут люди – он начинает… Заведется, паразит, с конца села и идет. Идет и играет. А гармонь у него какая-то особенная – орет. Не голосит – орет… Сам Колька Малышкин, губастый верзила, нахально смотрел маленькими глазами и заявлял:

– Имею право. За это никакой статьи нет.

Дом Матвея Рязанцева, здешнего председателя колхоза, стоял как раз на том месте, где Колька выходил из переулка и заворачивал в улицу. Получалось, что гармонь еще в переулке начинала орать, потом огибала дом, и еще долго ее было слышно. Как только она начинала звенеть в переулке, Матвей садился в кровати, спускал ноги на пол и говорил:

– Все: завтра исключу из колхоза. Придерусь к чему-нибудь и исключу…

И потом долго сидел после этого, думал… Гармонь уже уходила в улицу, и уж ее не слышно было, а он все сидел. Нашаривал рукой брюки на стуле, доставал из кармана папиросы, закуривал».

Встречаются в нашей профессии ситуации, когда поневоле начинаешь симпатизировать человеку, совершившему преступление. Правда, бывает это крайне редко и, конечно, никак не отражается на объективности экспертных заключений.

В рассказе все кончается благополучно. Председатель Матвей Рязанцев, когда Малышкин женится и перестает играть по ночам, даже скучает, считая, что в деревне стало «ужасно тихо». Иное в жизни. Мне довелось выступать в качестве эксперта в судебном заседании по обвинению агронома Крылова. В зале стояла гробовая тишина, когда этот пожилой человек рассказывал свою биографию. Потом суд заслушал потерпевшего – Валерия Архипова, к тому времени уже оправившегося от травмы и выписавшегося из больницы. Когда было предоставлено слово защите, адвокат в яркой и образной речи умело использовал рассказ Василия Шукшина. После этого, я думаю, нет нужды доказывать читателю, на чьей стороне были симпатии подавляющего большинства людей, присутствующих в зале.

Однако закон есть закон. И Игнат Борисович был осужден. Но когда я вспоминаю это необычное дело, мне становятся ближе не тонкости расследования и сложность экспертизы, а трагедия хорошего человека, оступившегося один-единственный раз в жизни.

Чума, сибирская язва, холера… Страшные болезни, известные с незапамятных времен, они сродни таким бедам и несчастьям, как продолжительная засуха, лесные пожары, землетрясение, смерч или цунами. И если слепые силы природы не поддаются управлению, то за вспышкой таких заболеваний, как правило, стоят грубейшие нарушения санитарного режима и элементарная человеческая беспечность.

Чрезвычайное происшествие – иные слова трудно подобрать к трагедии, цена которой около десяти инфицированных страшной болезнью и одна человеческая жизнь.