Алескендер Рамазанов - Трагедия в ущелье Шаеста

Жизнь на афганской войне через много лет вспоминалась Мадьяру скучной и однообразной. Ему казалось, что она была строго отделена от повседневной службы. Можно понять: он молод, силен, царапины тела и души заживают как на «верном друге человека»! А с другой стороны – боевые действия проходили за пределами гарнизонов. Никогда бригада не обрушивалась на противника всей мощью, не бросалась в атаку под Боевым Знаменем части, где, как и на всех воинских хоругвях того времени, было вышито золотыми нитками – «За нашу Советскую Родину!».

Мадьяр ничуть не осуждал, когда после очередного выхода на «боевые» самая тривиальная перестрелка, где и противника не удавалось увидеть, превращалась усилиями рассказчиков в кровопролитный бой. Он пытался оправдать массовую фантазию тем, что всем им война была известна в виде красочной мистерии. А тут сплошная проза! Беспокоило только одно: а что, если командиры в рапортах, отчетах, наградных листах грешили тем же?

Несколько удручало, что «духов воевали» при многократном превосходстве в живой силе и артиллерии, также в бесконечном превосходстве в бронетехнике и авиации, поскольку последних у афганских партизан не обнаруживалось, по меньшей мере, в северных провинциях. Безусловное превосходство в военной мощи было, по мнению Мадьяра, не лучшей подкладкой для героизма. Так же спустя годы он сомневался, хорошо это или плохо, что в Афганистане не довелось участвовать в суровом бою, получить тяжелое ранение? Возможно, тогда бы он не пошел воевать в будущем, возненавидел войну и т. д. Эх, если бы бабушка была дедушкой…

Зато память Мадьяра честно протащила через годы, как сделал он на Новый год для товарищей пирожные «картошка» из толченого печенья, пачки какао и сгущенного молока. Или как ломились ночью из горящей палатки, когда жизнь и смерть были отделены друг от друга всего лишь тонкой стенкой из прорезиненного брезента. Да еще чувство непонятного стыда от политзанятий, где призывали беречь честь и достоинство советского воина за рубежом родной страны и к вечной дружбе советского и афганского народов.

Надо сказать, Мадьяр выручал заместителя командира роты по политической части тем, что часто вступал с ним в дискуссии, в противном случае занятия обратились бы в монолог офицера в густой атмосфере иронических ухмылок.

Информацию для резонных возражений Мадьяр черпал из ежедневной газеты «Красная звезда», которую почитывал преимущественно во время отправления естественных надобностей. Да там и было информации про Афганистан на пять минут, не более. Итак, вступая в споры с замполитом, Мадьяр избавлял его от страшного унижения – презрительного молчания аудитории. И офицер был настолько благодарен ему, что предлагал наконец-то вступить в комсомол и даже стать групповым организатором – «комсгрупоргом». Мадьяр же, памятуя, как его не принимали в молодежный коммунистический союз в школе из-за двоек, не рискнул в сознательном возрасте вливаться в передовой авангард советской молодежи. А вдруг пойдут «неуды» по жизни? Отчитывайся потом на собраниях за всякое личное.

И опять он не ощутил легкого толчка. А ведь именно замполит роты, отметим, офицер храбрый и честный, из самых лучших побуждений невольно, но изменил судьбу Мадьяра.

Нет, положительно Мадьяр был в юные годы иногда как «не от мира сего». Сострадать тут нечему – в Советском Союзе таких хватало, чем частично объясняется его величие (подробнее см. Новый Завет).

Вот в штаб части приходит бумага, где военкомат просит предоставить нашему герою отпуск по семейным обстоятельствам в связи с болезнью жены. А Мадьяр, доверяя врачебному искусству матери, отвечает замполиту, что уж лучше дослужит пару оставшихся месяцев и демобилизуется законным путем.

Но непрост и замполит! Он включает Мадьяра в команду сопровождения «груза-200». По-русски – останков солдата. Парень был из Тульской области. После доставки этой команде предстояло дослуживать два месяца в родной стране. Тут уже не откажешься – приказ! Отправил от шальной пули подальше? Чувствовал что-то? Ведь их там учили многому в странном военном вузе НВВПУ (Новосибирское высшее военно-политическое училище. – Прим. авт .), которое даже заборчиком хилым не было отделено от Сибирского филиала Академии наук! Это каких же там душеведов готовили, понимать надо!

Скорби хватило ровно до первой перегрузки гроба, как оказалось, – вес неподъемный даже для четырех крепких парней. Приходилось просить людей на станциях. И как-то показалось Мадьяру, что вот на последней остановке они передадут свой груз и отправятся к месту дальнейшей службы. Но военный комиссар Н-ского района Тульской области был неумолим: доставить гроб непосредственно семье погибшего солдата и обязательно присутствовать при погребении.

Мадьяр и его спутники заметно погрустнели – война, оставшаяся в вагонах поездов, среди течения пространства и людей, вновь догнала их. Вдруг вспомнилось, что ему никогда не приходилось присутствовать на похоронах. Но все прошло по-людски. Был даже салют из единственного ствола – пистолета военкома. Потом поминки, где тишина сохранялась только до третьего тоста. От града вопросов на тему «Ну, как там, в Афганистане?» Мадьяр мастерски уклонился, сказав, что служит при военкомате, в районе, и ему даже автомата не дают.

Ночью он спал скверно, в черной пустоте висели глаза матери погибшего бойца. Да и ладно бы чувство неосознанной вины, мол, он умер, а ты живой, не это… Больше всего он боялся сказать матери, даже во сне, что ее сын угорел. На стоянке заснул в кабине, включив двигатель, чтобы согреться.

Причины смерти, да и сама она имеют значение только для живых – это Мадьяр понимал. Если не предал, не преступил неписаных законов воинского братства – значит, погиб, выполняя свой долг на войне, и все тут.

Дослуживать Мадьяру выпало в глухом гарнизоне, охранявшем скопище бронетехники, больше похожее на музей. Тяжелые танки ИС, самоходки ИСУ-152. Он немало озадачился, когда узнал, что в парашютно-десантной роте служат бойцы, за полтора года службы не совершившие ни одного прыжка. Или что должность пулеметчика занимает боец, не способный поразить ни одной мишени даже днем. Мысль о том, что эти солдаты в случае необходимости должны через несколько часов обрушиться «с неба в бой», ничего, кроме нервного смеха, не вызывала.

Проверку он сдавал за нескольких человек в огневом городке, в классе технической подготовки и на спортплощадке, больше всего боясь забыть очередную новую фамилию и должность при рапорте проверяющему. Для оперативного перемещения командир роты выделил Мадьяру велосипед, а для маскировки – два комплекта обмундирования с соответствующими «лычками и петличками».