Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11

Среди громадного разнообразия видов дальневосточной ихтиофауны геологи, пожалуй, наиболее часто встречаются с тайменем. Этот великолепный хищник рыбьего царства (с отменно вкусным мясом) обитает как в материковых, так и в островных реках Дальнего Востока. Вес отдельных экземпляров достигает двадцати — тридцати килограммов. Ловят его самыми разными способами: и на спиннинг, и на жерлицу, и на «мыша». «Мышом» (а не мышью) на Сахалине местные рыболовы называют снасть, состоящую из снабженной крючками пробки, обтянутой ворсистой тканью или шкуркой какого-нибудь грызуна. К прочной леске (или бечевке) груз крепится так, чтобы приманка находилась на плаву. Способ нехитрый, но очень добычливый. Немалое искусство и большая физическая выносливость требуются, чтобы вытянуть на берег тайменя, особенно если он крупный. Стоит допустить даже небольшую слабину в натяжении лески, и таймень либо оборвет, либо перекусит ее. Сколько раз мне приходилось разочарованно смотреть на пустую лесу без блесны и без долгожданной рыбины, крутые бока и широкий лоб которой уже неоднократно показывались из воды. Так обычно расплачивается рыболов, не «выводивший» до конца тайменя.

Особенно крупные таймени водятся в одной из главных рек Сахалина — Тыми. Я неоднократно слышал от тамошних рыболовов рассказ, за достоверность которого не могу поручиться, об одном беспечном рыболове, который забросил своего «мыша» в Тымь и, чтобы не тратить зря время, обвязавшись лесой-бечевой, преспокойно уснул. Тело бедняги нашли через несколько дней в устье Тыми. На «мыша» попался здоровенный таймень, который стащил спящего в воду и все эти дни таскал его тело на бечеве по реке. Говорят, будто вес того хищника превышал тридцать килограммов.

Самый крупный таймень, которого мне посчастливилось поймать на Сахалине, был около двадцати килограммов и длиной более полутора метров. В тот год мы работали на севере острова в бассейне реки Вал, в местах совершенно ненаселенных и бедных дичью, так что такой приварок к рациону отряда был весьма кстати. И еще одно, совершенно неожиданное, применение получила моя добыча. У меня в первом же маршруте раскрошилась подошва сапога — то ли он «пережарился» у костра, то ли был фабричный брак, но положение создалось, критическое. Попытки обвязывать подошву брезентом ни к чему не привели. Багульник и стелющиеся кустарники быстро рвали материю, а нога оставалась босой. И вот я решил испробовать для подошвы шкуру тайменя. Опыт удался блестяще. Толстая тайменья кожа, прикрепленная медной проволокой к остатку подошвы, выдержала целый маршрутный день! Вечером, правда, пришлось заняться «холодным ремонтом» — сменить перетершуюся проволоку. И так почти месяц меня выручала рыбья кожа.

На Северном же Сахалине нам удалось наблюдать интереснейшую картину захода нерестовой рыбы в свой родные речки. Северное побережье острова низменное, нередко с «двойными» берегами. Речки впадают в лагуны, отшнурованные от моря на большой протяжении песчаными косами-пересыпями. Потоки вдоль береговых наносов нередко «отодвигают» устья рек на десятки метров в сторону от того места, где они находились год или два назад. В таких местах осенью можно видеть, как, повинуясь вечному зову продолжения рода, собираются громадные косяки нерестовой рыбы. В зеленоватых сумерках вздымающихся волн хорошо различимы сотни крупных рыбьих тел. Косяк пришел к родному устью, а его нет. Замешательство длится несколько часов. В конце концов, вероятно стараниями косячных разведчиков, устанавливается новое место прохода в пресные воды и живая масса перемещается на исходный рубеж. Вначале в реку устремляются несколько крупных самцов. На предельной скорости они проскакивают приустьевую отмель, добираются до плеса и возвращаются обратно в море. Затем самцы начинают проводить самок в реку. Как истинные рыцари, они всегда готовы принять на себя любой неожиданный удар судьбы. А врагов в это время у красной рыбы особенно много. С суши ей угрожают медведи и другие хищники, подстерегающие на перекатах. Не всегда безгрешен и человек. А в воде полакомиться кетовой и горбушечьей икрой не прочь и красноперка, и мальма, да и другие рыбы. Любопытно, что в это время мальму, или, как ее здесь называют, форель, невозможно поймать ни на какую наживку, кроме икры или чего-нибудь похожего на нее. При виде икринки она «теряет голову». Как-то мне удалось натаскать целую кучу этой рыбы на снасть, на которую не попался бы и последний пескарь. За неимением удочки я использовал согнутую французскую булавку, привязанную к тонкой веревке, а в качестве наживки испробовал спелые брусничные ягоды. Цвет и форма брусничин явно напоминали мальмам лакомую красную икру, и они драчливо бросались за приманкой, хватали ее с налету, выскакивая даже из воды.

Не желают отстать от других и птицы. Крупные чайки и вороны караулят нерестящихся рыб на перекатах и отмелях. Несколько раз я видел, как орланы-белохвосты, тяжело взмахивая громадными крыльями, несли в когтях выхваченную из воды кету или горбушу.

Уж если зашла речь о дальневосточных птицах, то нужно сказать, что далеко не все из них и не всегда участвуют в таком пиршестве. Большинству приходится «честно» зарабатывать себе пропитание, сообразно той экологической нише, в которой живет эта птица. Пернатый мир все еще остается достаточно разнообразным в бассейнах крупных озер. В плавнях озера Ханка еще встречаются разные виды уток, гуси, крохали, журавли, цапли, аисты и кулики. В кустах среди дубовых рощ Южного Приморья нередко можно вспугнуть семейство фазанов. В лесах горных склонов нередки рябчики, глухари, кукушки, дятлы и другие птицы, а вблизи вершин, среди кедрового стланика, обычны пронзительно кричащие кедровки. По скалистым морским берегам Сихотэ-Алиня, Сахалина, Камчатки и. Курил немало птичьих базаров.

Если просто перечислять представителей птичьего мира, получится вроде бы солидный список. При попытках же увидеть эту пернатую живность — сталкиваешься с куда менее утешительной картиной. Стаи почти всех видов птиц в последние годы сильно поредели. Это происходит у нас на глазах. И убедиться в этом можно даже без помощи сравнения с литературными данными полувековой давности, судя по которым изобилие птиц на Дальнем Востоке было просто феноменальным.

Лебедей в пределах материковой части Дальнего Востока мне, например, за многие годы работы не довелось увидеть ни разу. Встретил я эту царственную птицу только на Камчатке, в довольно труднодоступной кальдере вулкана Узон. Громадная плоскодонная чаша кальдеры, окруженная со всех сторон крутыми скалистыми склонами, еще несет следы недавней вулканической катастрофы. Возле нескольких довольно крупных озер поднимаются белыми султанами газовые струи фумарол. Подходя к этим озерам, мы с удивлением увидели крупных белоснежных птиц, которые, заметив нас, стали разгоняться по водной глади озера, помогая себе крыльями. Вот они оторвались от воды и полетели к соседнему озеру. Длинные, горделиво вытянутые шеи, могучие крылья — да ведь это лебеди! Лебеди в кратере! Зрелище было поистине сказочное. Пролетая мимо фумарольных дымков, они напоминали добрых фей, охраняющих вход в подземное царство Вулкана. Но сразу же возникло чувство беспокойства за этих фей. Им не угрожала встреча со злыми волшебниками, а вот от встреч с туристами они не застрахованы. Я имею в виду не организованно проходящие туристские походы, а дикого туриста. Он забирается в самую глухомань и иногда действительно ведет себя по-дикому. Эти «путешественники» обезобразили несколько грифонов в Долине гейзеров, откалывая для «сувениров» куски гейзеритов, нарушили ритм крупнейшего гейзера «Великан», забросав канал его грифона камнями... А что будет, если у таких «любителей природы» в руках случится ружье? По счастью, опасения оказались напрасными. Недавно я узнал от знакомого геолога, что лебеди продолжают гнездиться в Узоне, даже зимуют в незамерзающих, подогреваемых глубинным теплом вулканических озерах.