Федор Раззаков - Скандалы советской эпохи

Между тем, едва слава Захарова пошла в гору, как его персоне уделила почти целую полосу влиятельная газета «Советская культура». Причем статья оказалась не восторженной, а совсем наоборот. Она называлась «Звезда эстрады. Об успехе подлинном и мнимом» и принадлежала перу журналистки Галины Ужовой (номер от 17 декабря 1974 года). Приведу лишь несколько отрывков из этой статьи:

«…На концерте он (Захаров. – Ф. Р .) получил записку, коротенькую. Развернул, ожидая увидеть название песни, которую просят повторить, и прочел: «Вы – бог, а ваше исполнение – еще выше!»

Ну вот, Сережа Захаров уже и выше бога… И опять записки, цветы, девочки с букетами нетерпеливо переминаются, потом бегут по проходу, самые бойкие взбираются на сцену, протягивают для автографа его собственные, неизвестно где и как снятые фотокарточки…

Звезда Захарова взошла невероятно стремительно даже для эстрадного небосклона. Прошлой зимой – подумайте только! – он появился в телевизионной программе «Артлото», и лицо его не было никому знакомо…

Наутро после «Артлото» Сергей проснулся знаменитым. Угрюмые мизантропы, невзлюбившие голубой экран и не слышавшие Захарова, – разъяснение для вас: представьте себе худого, высоченного юношу с крупными завитками черных кудрей, с прекрасными «бархатными» глазами, задорно-курносого, белозубого. Прибавьте голос – баритон. По мнению неспециалистов, сиречь поклонников, – «как у Магомаева».

Весной в Москве при аншлагах проходили гастроли Ленинградского мюзик-холла, где работает Захаров, тут же решается вопрос о поездке Сергея в Болгарию, на фестиваль «Золотой Орфей»-74. Словно фея взмахнула палочкой… Он спел болгарскую песню «Мария», нашу пахмутовскую «Ты – моя мелодия» и получил первую премию. Через месяц его послали в Польшу, в Сопот. Это был фестиваль, проводимый фирмами звукозаписи, а у него не было еще никаких записей – так быстро все произошло. В срочном порядке Захаров напел пластинку. «Сопот-74» закончился для него тоже полной победой.

Центральное телевидение приглашает его и в следующее «Артлото», в октябрьский «Голубой огонек», Московский театр эстрады – на открытие концертного сезона.

В промежутках между фестивалями Ленинградское телевидение сделало о нем передачу: Сергей рассказывает о себе и, конечно, поет. Но прежде чем зазвучит его волнующий, глубокий голос, зритель видит его задорную, мальчишескую улыбку, шапку волос. «Если бы мне в десятом классе сказали, что я буду певцом, я не поверил бы», – неторопливо, раздумчиво начинает Захаров за кадром…

Однако, невзирая на искреннюю интонацию, он неточен. В десятом классе он не учился. И в девятом тоже. И вообще есть реальная, довольно неровная биография, а есть другая, полулегендарная – что-то приукрасить, о чем-то умолчать – биография «звезды», для публики. Ну, право, не стоило бы вдаваться в подробности частной жизни артиста, если бы Сергей Захаров не представлял, на мой взгляд, явления, во многом показательного, наводящего на размышления, общественности далеко не безразличного…

Так вот о двух биографиях Сережи. Цитирую его интервью: «Я стал участником армейской самодеятельности, а после службы мне посоветовали ехать в Москву учиться. Я поступил в музыкальное училище имени Гнесиных, затем перешел в институт. На одном из отчетных концертов меня случайно услышал Леонид Осипович Утесов и пригласил к себе в Государственный эстрадный оркестр РСФСР. С этим оркестром я выступал три месяца. Как раз в это время в Москву приехал на гастроли Ленинградский мюзик-холл. Я посмотрел программу „Нет тебя прекрасней“ и на следующий день пошел к Илье Яковлевичу Рахлину»… И дальше: «Для певца, который хочет расти актерски, рамки концерта в чистом виде слишком узки»… «Моя мечта – поступить в Ленинградскую консерваторию».

Все прекрасно. В действительности было так: после армии Сергей приехал в Москву и после первых же прослушиваний был принят в Гнесинское училище. Вот уж действительно открывались все пути. На первом же курсе училища стал по вечерам петь в ресторане «Арбат», о чем вспоминать сильно не любит. На том же первом году обучения он начал расходиться с руководителем курса во взглядах на дисциплину, что и кончилось скандалом – Сергей не явился на экзамен и был отчислен.

Его педагог по вокалу Маргарита Осиповна Ланда, уже тогда считавшая, что Захаров – дарование незаурядное, кинулась его спасать. Так или иначе, Захаров на следующий год был принят на подготовительное отделение Гнесинского института, но и там пробыл чрезвычайно недолго. В это время его показали Утесову, начиналась новая жизнь…

В оркестр Утесова Захаров был принят на ура. Солидный коллектив, возможность пройти настоящую школу мастерства прямо в процессе репетиций, выступлений. Почему же через три месяца уже другой адрес? «Мы не сработались, – хмуро бросает Сергей. – В Москве мне все только обещали…»

Имеется в виду ставка, прописка, квартира. Все это он получил в Ленинграде. Потому и переехал. Опять-таки не поторопимся осуждать: в конце концов у Захарова, при его мальчишеской внешности, дочери шестой год, надо и о гнезде подумать…

Слава уже есть, а что певца еще нет, никого не тревожит. Ему бы еще только призадуматься, только бы проснуться в ночи от мучительного беспокойства: куда идти? что выбрать? что есть мой путь? А уж поздно, он уже весь на виду, на публике, в графике концертов. Уже он запущен на орбиту, уже начался прокат…

Не хочу, чтобы за моими сердитыми строками забылось главное: Захаров очень одаренный человек. Но как же это получается, что талантливый человек вдруг остался один? По-хозяйски ли пускать «на самотек» его и других, не менее способных, но столь же неопытных?

У него нет репертуара, а есть вещи или случайные, или «с чужого плеча». Но он уже летит в «Красной стреле» Москва – Ленинград, туда и обратно. Еле успевает пройти с пианистом (тот не обязан, просто попросил по-приятельски) новую песню. По три раза в неделю звучит в эфире.

А мне он вспоминается таким, каким я увидела его в гулких коридорах Останкинского телецентра. Целый день он слонялся в ожидании записи, а ему все говорили «сейчас, сейчас». И отойти чтобы хоть отдохнуть, было нельзя, и переодеться вроде рано, и обратный билет на вечерний поезд уже лежал в кармане… Он то уносил в костюмерную, то приносил обратно свои вещички – модный чемодан и термос с кофе, а его все не звали.

– Куда-то ушел… – он назвал фамилию знаменитого диктора. – А он так хорошо галстуки завязывает… – и понурился капризно и обиженно.

Пошел дальше, волоча чемодан, незавязанный галстук свисал с плеча, и был Сережа в этот момент похож на заблудившегося мальчика, идущего куда глаза глядят…»