Жюстин - Этим утром я решила перестать есть

Мне остается наблюдать за движением подносов с едой. Я выхожу из больницы через десять дней и чувствую себя еще хуже, чем до госпитализации, теперь я принимаю антидепрессанты и транквилизаторы два раза в день. Мое состояние нисколько не улучшилось. Как мне надоела больница! Мне осточертели дни, проводимые в игровом зале с пятилетними малышами, череда подносов, коллективный душ… Но я все равно старалась и набрала один килограмм. Между прочим, его легче потерять, чем набрать. Я так исчерпала свои ресурсы, что их нужно сначала пополнить, а затем уже наращивать вес. Килограмм, какой ужас! Сразу после больницы я снова сажусь на диету.

Мой случай не опасный, а отделению нужны места для больных. Тем лучше для меня. Я смогу спокойно жить в своих сорока пяти килограммах. Они не заставят меня потолстеть. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. Я сильна, несмотря на болезнь. Я потеряла контроль над своим телом, но умом я знаю, чего я хочу. Надо бы сказать мозгом, но это другое. Ум в этой истории никакой роли не играет, хотя тог да я была убеждена в обратном. Я считала, что контролирую свой мозг, а на самом деле, он контролировал меня. Слишком сложно.

Я все больше погружаюсь в депрессию. Профессор рекомендовал прекратить посещение школы на две недели. То есть, я приступлю к занятиям после февральских каникул 2005 года. Это катастрофа. Мне надо будет столько догонять. У меня это не получится, да и в любом случае я не хочу видеть лица одноклассников после каникул. Я не хочу видеть всех этих маленьких умников, которым наплевать на убогую, вечно голодающую, постоянно грызущую ногти, никогда не снимающую зимней куртки, всегда грустную и требующую носовой платок девочку. Но, когда преподаватель испанского языка звонит маме для того, чтобы узнать о моих делах, я всегда спрашиваю: «А в классе обо мне говорят?»

Я не могу больше бороться одна, мне нужна чья-то помощь. При росте один метр семьдесят пять сантиметров я вешу сорок пять килограммов.

Поскольку наблюдение за парадом подносов с едой мне ничего не дало, я впервые встречаюсь с психологом, специалистом по анорексии. Великолепная женщина, сильная и веселая. Во время визитов к ней, я смеюсь, я обожаю посещать ее. Мы с ней вместе строим чудесные планы: например, если меня пригласят на обед или ужин, она поможет мне заранее подготовиться. Придумает, как мне себя вести и чем заполнить тарелку так, чтобы она не отличалась от остальных. Я ужасно боюсь есть вне дома, там, где я не могу подсчитать, как пища повлияет на мой вес…

В течение двух недель отдыха от школы я продолжаю отчаянное бегство от лишних калорий. Самую большую тревогу внушает мне школа, и психолог это понимает. Я не хочу туда возвращаться. Я чувствую, что не выдержу. Профессор решает освободить меня от нее. Я получаю справку о том, что не могу больше посещать занятия по причине крайней физической слабости.

Я останусь дома на восемь месяцев, в покое, ничего не делая. Более-менее точно подсчитав калории, я могу два-три часа поспать днем. Я все время чувствую страшную усталость. Только очутившись в своем убежище — в кровати, я думаю, что жизнь прекрасна. Я опять стану здоровой. Мне не нужно больше сидеть на уроках, делать задания, я не нервничаю, я не испытываю тревоги во время обеда в школьной столовой. Мне не нужно больше по полчаса ждать автобуса, дрожа от холода, несмотря на тройные колготки, сапоги, слои свитеров и курток. Я снова стану здоровой, это начало конца болезни. Мои кости выпирают, волосы выпадают прядями (я слышу, как они шуршат, оставаясь в расческе, я чувствую, как они умирают на голове), у меня болят зубы и ослабевшие десны, у меня нет больше друзей, я одинока и бесстрастна, но я снова стану здоровой, все хорошо.

Это не я хотела всего этого, а кто-то другой в моей голове, какой-то маленький дьявол, который заставляет меня делать совершенно не то, что я хочу. И мне действительно надоело сражаться с ним. Я больна. Я наконец признаю это. Но этот дьявол — лукавый тиран, мой внутренний враг. Я существую в двух ипостасях: есть одна Жюстин, которая хочет выкарабкаться, а за столом, перед тарелкой, есть другая Жюстин, которая слушает тирана. Он говорит мне, что нужно постоянно, постоянно худеть, что жизнь прекрасна тогда, когда я худая. Даже если меня сравнивают с «голодающей девочкой из Сомали», как выражается моя тетя, тарелка заставляет меня поступать не так, как я хочу, а наоборот: «Не ешь этого, ты опять растолстеешь, это ужасно. Осторожно, твоя ложка полна через край, только не бери паштет, перестань обжираться йогуртами».

Мне страшно, мысль о том, что надо сесть за стол, переполняет меня тревогой. Лучше я умру от голода! Но я заставляю себя сесть, поставить тарелку, положить приборы, взять еду (как можно меньше) и растягивать, растягивать процесс ее поглощения. В течение сорока пяти минут (средняя продолжительность семейного обеда) под взглядами родителей я борюсь со своей внутренней тревогой.

Психолог просит меня материализовать дьявола, живущего в моей голове. Я очень боюсь его и поэтому инстинктивно называю его «змеей». Змея — мой враг, я не могу даже видеть ее на фотографиях или по телевизору.

— Найди какую-нибудь плюшевую змею и отомсти ей.

Маме эта мысль показалась здравой. Она достает ужасную мохнатую змею, на которую я набрасываюсь после страшных сорока пяти минут ужина. Я кусаю ее, я бросаю ее на землю, я вырываю ей шерсть и оскорбляю ее. Раньше это «существо» в моей голове не имело ни имени, ни внешности. Это был кто-то, кто желал мне зла, и я плакала в одиночестве на кровати, я кричала, пытаясь защититься: «Почему ты здесь? Оставь меня. Убирайся! Ты портишь мне жизнь! Ты портишь жизнь всем!»

Теперь я могла все выместить на змее, не плакать, а дать выход своему гневу. Мне казалось, что я схожу с ума. Мне даже слышались голоса, уговаривавшие меня: «Не надо есть. Ты хорошо начала, продолжай. Ты взяла равиоли, они ужасно жирные. Не надо больше их есть. Ты объедаешься». В тот день, в среду, я съела четыре равиоли. Четыре несчастные равиоли, выуженные из наполненной тарелки. Я была в ресторане с отцом, я выбрала это блюдо, за него надо будет платить по счету, а я сидела и молча слушала, как змея в голове бичует меня за четыре равиоли. Над этой манией мы поработали с психологом прямо в тот же день. Я говорила и за змею, и за отвечающую ей Жюстин.

— Есть равиоли нехорошо.

— Мне это доставляет удовольствие.

— А я не хочу, чтобы ты получила удовольствие, я хочу, чтобы ты была худой.

Под конец я уже не знала, что отвечать. Змея все время выигрывала. Последнее слово постоянно оставалось за ней, а Жюстин молчала. Я даже не сумела ей сказать, что мне надо есть для того, чтобы остаться в живых.