Александр Кулешов - Солдаты — сыновья солдат

Я смотрел у Леонида Григорьевича альбомы с фотографиями, иллюстрирующими его поездки по Америке, Мне довелось не раз бывать там, в том числе и в тех городах, где жил Минов, и я представляю себе, каково ему приходилось, одному из первых, а в иных местах самому первому советскому человеку в Соединенных Штатах. Его же это не смущало. Завидное свойство быстро адаптироваться в новой обстановке и здесь пригодилось Минову. Он чувствовал себя уверенно. Не раз в неожиданных, а порой и сложных обстоятельствах неизменно был хозяином положения.

Ему шел тогда тридцать первый год.

Обосновался Минов в Буффало. Дело в том, что там находился завод фирмы «Ирвинг», изготовлявший парашюты «Ирвин». Конструктором же парашютов был капитан Ирвин. И оба эти слова, кстати говоря, частенько путали.

Минов представлял официально Амторг, советскую торговую организацию, занимавшуюся, в частности, закупкой в США парашютов.

Ему очень хотелось посмотреть, как преподается парашютное дело в американской военной школе.

Но разрешение на это из Вашингтона все задерживалось.

Поэтому он и поехал в Буффало.

И вот тут возникло некое обстоятельство — Форд, ведущий испытатель парашютов фирмы «Ирвинг», спросил Минова, не желает ли он прыгнуть, так сказать, лично оценить качество товара.

Вообще-то говоря, обстоятельство это было не совсем неожиданным. Минов предвидел его. «По мне будут судить о советских летчиках, — толковал он Баранову, когда тот напутствовал его в дорогу. — Если предложат прыгнуть, а я откажусь, что они подумают?»

И вот то, что предвидел Минов, произошло. В который раз жизнь предлагала ему стать добровольцем. Мистер Форд не настаивал, боже упаси, он любезно предлагал. Но в уголках веселых глаз таилась усмешка.

Как обычно, решение пришло мгновенно: прыгать! А потом сообщить об этом Баранову.

Мне много довелось общаться с десантниками и парашютистами. Даже перед трехтысячным прыжком они испытывают какое-то волнение, как актеры, выходящие на сцену много раз, как рекордсмены мира на старте. Так уж устроен человек.

Легко себе тогда представить чувства «перворазника» перед первым своим прыжком. А ведь этому предшествует — что в аэроклубе, что в воинской части — долгая подготовка в классах на снарядах, макетах, на учебной вышке… Человек, совершающий у нас первый прыжок с парашютом, подготовлен к нему идеально. Какое бы то ни было несчастье практически исключено.

А каково Минову, который и видел-то прыжки лишь несколько раз? При тогдашней технике, при тогдашних самолетах, без подготовки не то что практической, а теоретической? Ведь задай ему кто-нибудь в тот момент вопрос — умеете ли вы прыгать с парашютом? — он должен был бы ответить, как тот человек из старого анекдота об умении играть на рояле: не знаю, не пробовал.

Прыжок наметили на 10 июля, но плохая погода помешала, помешала и на следующий день. А в это время — телеграмма от одного из руководителей Амторга, что необходимо срочно выезжать в Нью-Йорк, откуда начнется длительное служебное путешествие по американским аэропортам.

Короче говоря, у Минова оставалась одна возможность — прыгать 13 июля. Ну и что? 13-го так 13-го, Минову было безразлично. Он не суеверен. (В чем я убедился еще тогда, когда впервые позвонил в дверь его московской квартиры с цифрой «13» на черной эмалевой дощечке).

Иначе восприняли это американцы.

В США цифра 13 воспринимается панически. Там нет тринадцатых номеров в отелях, тринадцатых квартир в домах, а порой и самих тринадцатых домов, даже тринадцатые этажи «нежелательны». Предпринимать что-либо серьезное тринадцатого числа может только сумасшедший. Думается, будь в этой стране тринадцатая зарплата, ее никто бы не ходил получать. Впрочем, кто знает…

Испытатель Форд был категорически против 13-го числа! Безумие! Наконец нашли спасительный выход. Его предложил мистер Маклоуд — вице-президент фирмы «Ирвинг». «Давайте считать, что мистер Майнов, — сказал он, — прыгает не 13-го, а накануне 14-го. Ведь мы не погрешим против истины? Как вы думаете?» — «Не погрешим, — проворчал «мистер Майнов», — накануне, так накануне, можете даже считать, что я прыгаю назавтра после 12-го. Мне все равно, главное прыгнуть».

Итак, первый в жизни прыжок.

Минов прибыл на аэродром вместе с Фордом. У самолета тот объяснил, как прыгать. Десятиминутным инструктажем и ограничилась вся подготовка Минова к прыжку. Держался он очень спокойно и уверенно. «Ведь по мне будут судить о советских летчиках, вообще о советских людях, — рассуждал он, — уж наверняка американская печать не оставит этот прыжок незамеченным».

Минов не ошибался. Десятки американских газет писали об этом и до и после. Писали о смелости, хладнокровии советского парашютиста, о его решительности, о том, что никто другой не пошел бы на такой шаг без соответствующей подготовки, а мистер Майнов и в глаза не видел, как прыгают с парашютом, главное — вершина отваги — он бросил вызов смерти, совершив свой прыжок 13 числа! …Надел парашют, влез в самолет, с Фордом попрощался шуткой в американском духе: «До встречи — здесь, на земле, или там… на небе». Форд шутку оценил.

Минов вспоминает, что, беседуя с ним о предстоящем прыжке, Форд, между прочим, сказал: «Позавтракали хорошо? Впрочем, это не имеет значения. После прыжка будете есть за двоих. Так всегда бывает». То был педагогический прием, который Минов впоследствии не раз употреблял в своей практике: перед прыжком говорить с перворазником о чем-то, что будет после прыжка, словно бы прыжок — это так, промежуточный момент, а вот главное впереди. Он, например, частенько говорил своим ученикам: «Как приземлитесь, срочно передайте то-то и то-то…» И еще одно. Когда Минов прибыл на аэродром, он узнал, что прыжок был предусмотрен не на тот час, какой указал ему Форд, а на два часа позже, и даже выразил недовольство. Форд лишь усмехнулся. Минов не знал тогда, что это тоже педагогический прием: перворазника лучше привезти к месту раньше, чтобы «перегорел», пережил, чтоб начал испытывать раздражение — чего мол тянут. И такой бесхитростный педагогический прием, с которым впервые познакомил его Форд, Минов позже, разумеется, усовершенствовав, тоже часто применял в своей воспитательной работе.

…Он в кабине. Самолет не спеша, потрескивая, набирает высоту. Она уже равна 550 метрам, но Минов, глядя на альтиметр, все время мысленно спотыкается — 1800 футов, сколько же это метров? Он в уме силится перевести футы в метры и никак не может сосредоточиться, сбивается. 1800 футов…

Выходит на крыло. Ветер относит, рвет ногу, сбивает очки. Наползают облака, и возникает тревога: там, на земле, не увидят прыжка.

Подан сигнал, и Минов бросается в пустоту.