Виктор Кунин - Последний год жизни Пушкина

Не знаю, в каком положении вы найдете Ольгу. Здоровье ее день ото дня хуже; кашель не перестает, а к кашлю присоединились еще какие-то лихорадочные припадки. Против воли ее посылал я за доктором, который и приезжал; но она не приняла и не принимает его лекарства; о докторе и слышать не хочет. — Я в мучительном положении; попытаюсь еще раз призвать доктора, а там одна надежда на бога!

Мое почтение Наталье Николаевне. Деток ваших целую.

Н. П.

Н. И. Павлищев — Пушкину,

11 июля 1836. Из Михайловского в Петербург.

Я очень знал, что приказчик плут, хотя, признаюсь, не подозревал в нем такой наглости. Вы прекрасно сделали, что его прогнали и что взялись сами хозяйничать. Одно плохо; по письму Вашему вижу, что, вопреки моему приказанию, приказчик успел уже все распродать. Чем же будете Вы жить покаместь? Ей богу, не ведаю. Ваш Полонский ко мне не являлся. Но так как я еще не имею доверенности от Льва Сергеевича, то я его и не отыскивал. Однако где мне найти его, когда будет до него нужда. Батюшка уехал из Петербурга 1-го июля — и я не получал об нем известия. Письмо сестры перешлю к нему, коль скоро узнаю, куда к нему писать. Что ее здоровье? От всего сердца обнимаю ее. Кланяюсь также милой и почтенной моей Прасковье Александровне, которая совсем меня забыла. Здесь у меня голова кругом идет, думаю приехать в Михайловское, как скоро немножко устрою свои дела.

Пушкин — Н. И. Павлищеву.

13 июля 1836. Из Петербурга в Михайловское.

Вы требуете окончательной оценки. Я уже сделал ее, по действительному доходу 1835 г., — в 64 т. По первому письму моему вы видели, что на счеты управителя нельзя полагаться: он украл до 3 т. рублей. Итак, объявляйте о продаже имения, обратясь к Василию Ивановичу Полонскому, столоначальнику в Гражданской Палате. Во втором письме моем имеете все данные; прибавьте 100 душ женска пола, и господской запашки в трех полях 71 десятина.

Предлагаю вам еще одну сделку, если, разумеется, Сергей Львович согласится выделить Ольгу. Ей причитается [там] в Нижегородском имении 80 душ, что по 600 р. душа (за вычетом 200 закладных) дает 48.000. По моей оценке приходится вам и Льву получить за Михайловское (за вычетом 13.713 на долю Ольги) каждому по 25.143 р., обоим 50.287. Если вы согласны на эту мену, то я приняв Михайловское, заложу его в 12 тысяч (за Псковскую душу с добавочными 50 р. дают только 150), из коих тотчас 5.143 р. посылаю Льву Сергеевичу, а остальные употребляю на расплату с своими долгами, и на поправку имения. Таким образом останусь я вам должным 25.000, а Льву 20.000, которые и заплачу Нижегородским имением.

К предложению этому побуждают меня следующие причины: 1) получить 80 душ в Нижегор. имении, без господской запашки и без всякого заведения, не очень выгодно, особенно тому, кто подобно мне хочет заняться имением; 2) оно далеко, и одно принятие его вовлекло б меня в новые, даже неоплатные долги; в соединении с целым оно имеет свою цену; 3) Михайловское же мне уже известно, так что я могу управлять им и из Варшавы; к тому же оно близко к Варшавской дороге, — выгода, для всякого другого ничего не значащая; 4) получа Михайловское, я посредством заклада могу тотчас иметь деньги, нужные мне до зареза. 5) оно в моих руках будет кусок хлеба — а в ваших, простите откровенность, дача, игрушка, которой вы, впрочем, всегда можете пользоваться.

Если вы согласны, то дайте мне доверенность, подобную доверенности Льва, у меня имеющейся. С ними я могу войти во владение и заложить имение в самое короткое время. Лев Серг. поймет, конечно, эту сделку и не будет противиться. Между тем, до получения Нижегородского имения, я откажусь в пользу вашу и Льва, в виде процентов с долга, от доли Ольги с Кистеневского имения 1000 рублей. (Вы вспомните, конечно, что батюшка, по вашему предложению, отдал доходы с Кистенева на троих и что они составляют в год 3000, если не ошибаюсь).

По получении вашей доверенности я тотчас пишу к Сергею Львовичу, и на основании нашей сделки требую выдела Ольги. По этой сделке я буду иметь предлог и право [ее] требовать выдела. Если он заломается, то бог с ним и с имением. Продавайте Михайловское, и — только. На всякий случай объявление о продаже будет уже в газетах.

Из лучших покупщиков, Львов на водах, а Росихин в Москве; других я еще не приискал, и едва ли приищу, потому что по болезни Ольги я нигде не был и никого не видел. Согласитесь лучше, Александр Сергеевич, на предлагаемую мною сделку, — и дело с концом.

Здоровье Ольги начало поправляться, и то grâce à un médecin de village, un sorcier à barbe. [201] благодаря деревенскому лекарю, бородатому знахарю (фр.). Удивительно, а право, он ей помог баней и травой, если не нашептами. Об лекаре она и слышать не хотела.

Прасковья Александровна не сидит на месте; часто летает во Врево, — (особенно когда приближались роды Евпраксии Николаевны, которая, между прочим, родила дочку); вчера прискакала из Пскова. Вревских мы видели только тогда, когда ехали сюда, мимоездом.

В заключение я должен убедительно просить вас отвечать мне с первою, если можно, почтою на это письмо;— впрочем, ответы ваши до сих пор ne se faisaient pas attendre. [202] не заставляли себя ждать (фр.)

Мое почтение Наталье Николаевне и всем вашим.

Н. И. Павлищев — Пушкину.

1 августа 1836. Из Михайловского в Петербург.

Дорогой Александр. Я получил только что несколько строк от Оленьки. Она опасно больна, а в письме г-на Павлищева он мне так прямо и говорит, что осталась одна надежда на божье милосердие. Я в отчаянии. Письмо г-на Павлищева, наполненное подробностями об управлении Михайловским и о разделе жениного наследства, растерзало мне душу и разбило сердце — я провел бессонную ночь. Оно так неприлично и написано так чрезвычайно невежливо, без малейшего внимания ни к моему положению, ни к тому, что так мало времени прошло с моего несчастья. — Это человек очень жадный, очень корыстный и весьма мало понимающий то, что берет на себя.

Не можешь ли ты сообщить мне более утешительные вести об Оленьке. Она тебе писала, она мне говорит даже, что вложила туда письмо для меня. Получил ли ты мое и 100 руб. для горничной?

Прощай, дорогой друг, обнимаю вас обоих, а также деток. Я теряю голову.

С. П.

Подумав, я посылаю тебе письмо г-на Павлищева в подлиннике. Имей терпение прочесть его. Ты увидишь, как он жаден, как он преувеличивает ценность Михайловского и как он мало понимает в управлении имением. — Счеты с управляющим тоже преувеличены, и потом — какая холодность!.. Он говорит о болезни Оленьки только вскользь и притом так, точно он сообщает о здоровье лица, ему постороннего, человеку, которому оно еще более чуждо. (фр.)