Элли Шеба - Женская неволя

Мое окружение оказалось охочим до свежих новостей, потому как в тюремных застенках ничего интересного не происходило. Все дни похожи один на другой, как унылые близнецы. И только выезды для служили для заключенных единственным развлечением.

Выслушав мою историю, собеседники начали дружно возмущаться несправедливостью жизни в целом и судебной системы в частности. От них, конечно же, не укрылось мое напряженное состояние, поэтому присутствующие начали меня, как могли, утешать. Даже Аня, сидящая в «стакане», откуда было все прекрасно слышно, а видно только через маленькую дырочку-глазок, выразила в мой адрес сочувствие. Женщина же сказала, что как никто понимает мое состояние, потому что пару месяцев назад она тоже, как и я, попала с корабля (суда) на бал (в изолятор).

И хотя я продолжала сидеть как мешком пришибленная, в голове уже потихоньку начинали крутиться мысли по поводу совершенно новой реальности, в которую я попала. Я смотрела на этих людей и видела… людей. Да, ты себе не представляешь! Не монстров, опасных и озлобленных на весь мир преступников, которых нужно бояться, которые достойны только презрения, ну или жалости, но последнее – только в самом крайнем случае. А самых обыкновенных людей, как я и ты. Хотя чувство настороженности, конечно, не покидало до конца.

Еще я рассказала, что моя мама не была в курсе про следствие и уж тем более не знает, где я сейчас и где буду находиться ближайшие пять лет. Один из парней по доброте душевной предложил:

– Диктуй ее цифры, я с камеры наберу и скажу.

Наличию в камерах телефонов я не удивилась – отечественный кинематограф для этого достаточно постарался. Назвала номер, который он даже не думал записать на бумажку. Выучил наизусть, потому что «ничего нельзя проносить с воли, вертухаи шмонают очень тщательно, едва ли во все щели не залазят».

Как читатель крайне не люблю находить непонятные слова в текстах, но еще больше не терплю, когда в конце книги автор приводит этакий словарик. Поэтому для тебя буду переводить жаргонные слова и выражения по ходу повествования. Итак, вертухаи – тюремные надзиратели, те, кто охраняет закон и порядок в изоляторе; шмонают – устраивают досмотр заключенного на предмет попытки пронести в камеру запрещенные предметы, попросту – запреты . Забегая вперед, скажу, что шмону подвергаются не только карманы одежды, но и ротовая полость, куда при желании тоже можно припрятать что-нибудь маленькое. Еще заставляют, пардон, снимать штаны и приседать несколько раз, потому что не так уж редки случаи, когда запреты проносят… догадайся где.

И вот нас привезли в СИЗО №1 – «Матросскую тишину». Как оказалось, это вовсе не тот изолятор, в котором мне предстоит провести ближайшие десять суток. Именно спустя этот срок мой приговор должен вступить в законную силу, после чего, как меня просветили новые знакомцы, я буду отправлена по этапу на зону, скорее всего, в мордовскую Потьму или Владимир. Те же знающие люди посоветовали мне не тратить время зря, а составить и подать надзорную жалобу – пока ее будут рассматривать, приговор не вступит в законную силу, а значит, я останусь в изоляторе. Там, по их словам, и теплее, и сытнее, чем на зонах нашей необъятной родины.

На «Матроске», где и происходил процесс, называемый сборкой, нас развели в разные стороны: мальчиков – налево, девочек – направо. Потому что, в отличие от первых, для содержания которых в столице было предусмотрено сразу несколько изоляторов, прекрасную половину заключенных направляли только в СИЗО №6 – «Печатники» или, что еще проще, «Шестерку». Ты можешь разбудить меня среди ночи и спросить адрес женского изолятора в Москве, и у меня даже через десятки лет от зубов отскочит: Шоссейная, 92.

Я оказалась в помещении с очень тусклым светом и большим, как мне показалось, количеством женщин совершенно разных возрастов – от совсем юных и, возможно, несовершеннолетних до глубоко пожилых, и даже разных национальностей. Русские и украинки, раскосые азиатки, смуглые цыганки с колючими взглядами черных глаз… Кого тут только не было! Всех нас собрали с разных судов Москвы, чтобы транспортировать в конечный пункт назначения, в «Печатники».

По периметру пространства были узкие деревянные лавки. В углу, возле железной двери, было оборудовано выложенное кафельной плиткой подобие подиума, на котором возвышался толчок. Сразу отмечу, что на жаргоне такая уборная называется параша или дальняк . Никаких тебе дверок, шторок и прочих загородок. Я, конечно, далеко не принцесса, но вид местного отхожего места напрягал, равно как и доносящийся из угла характерный запах. Еще больше смущало, смогу ли я им воспользоваться на глазах у стольких незнакомых людей, когда в том появится нужда, особенно если нужда будет не малая, а большая. Немного утешало то, что за весь день, кроме того йогурта, я ничего больше не ела и не пила.

Дамы болтали без умолку, обмениваясь историями, новостями, сплетнями. Их голоса, достигая моего слуха, сливались в один общий гомон – ни о чем и обо всем сразу. Я не вслушивалась в суть разговоров, а старалась сосредоточиться на себе. Вспоминала, чему полезному меня могли научить тематические фильмы и сериалы: как себя можно вести, а как – лучше не стоит. А еще все эти тюремные понятия… Интересно, среди женского контингента тоже такое существует?

Вскоре воздуха на сборке стало не хватать – его заменил густой смог, образовавшийся оттого, что женщины курили, курили, курили… Я раздумывала, доставать ли свою пачку или нет. С одной стороны, организм уже давно просил очередную порцию табака, потому что последний раз я курила на выходе из метро, когда только шла в суд. С другой – сигарет оставалось всего несколько штук. А тут непременно кто-нибудь попросит закурить. И что тогда делать? Отказать? Ага, и получить в морду жадность ведь нигде не в почете, а уж тут и подавно. Или угостить? Да так весь мой скудный запас вмиг «расстреляют». А что, если не попросят, а просто отнимут всю пачку, как только я ее засвечу? В каком-то фильме про тюрьму я подобное видела.

В конце концов, организм одержал верх над страхами и предрассудками, и я достала из кармана куртки пачку и зажигалку. Закурила. Как и ожидала, ко мне подошла одна из женщин и попросила сигаретку. Я протянула раскрытую пачку. Заглянув внутрь, она сказала:

– Не, не возьму. У тебя у самой мало.

Потом удивилась, как это у меня до сих пор никто из оперов не забрал зажигалку. Оказалось, это запрет и в тюрьме разрешено пользоваться только спичками. Женщина предложила поменяться и протянула мне коробок. Не желая казаться совсем уж дурочкой, я не стала уточнять, как и где она планирует пронести запрет в камеру, и отдала зажигалку.