Николай Ямской - Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...

В практическую плоскость вопрос был переведен только пять месяцев спустя, когда наши войска уже вели подготовку к Берлинской операции. 16-го апреля 1945 г . состоялось совещание начальников политотделов всех армий, входящих в состав 1-го Белорусского фронта. Вот тут-то с понятной для того времени неизбежностью и возник вопрос, как выполнять «указание вождя», где, на каком конкретно объекте водружать.

Для начала попросили указаний от Г. Жукова. Резонно рассудив, что вопрос политический и даже судьбоносный, тот переадресовал его в Москву, в Главное политическое управление армии и флота. Там, некоторое время посовещавшись и, возможно, получив добро из Кремля, ответили «Рейхстаг».

На этом же совещании приняли решение «в целях повышения наступательного порыва воинов» изготовить красные знамена своими силами, вручив их тем соединениям, чьи подразделения первыми прорвутся в район Рейхстага. Вопрос внешнего вида оставили на усмотрение военных советов армий.

В ходе завершающей фазы операции – штурма самого Берлина, чем дальше, тем с большей очевидностью стало вырисовываться, что наиболее предпочтительные шансы подойти к Рейхстагу первыми у 3-й ударной армии. Вообще-то, по первоначальному замыслу здание германского парламента, выйдя на него с востока, должна была брать 5-я ударная армия генералполковника Н. Берзарина. И взяла бы. Потому что, кроме всего прочего, доказала свою исключительную боеспособность в Висло-Одерской операции. Достаточно напомнить, что именно эта армия отбила и удержала исключительно важный для развертывания будущей Берлинской операции Кюстринский плацдарм. И, конечно, потому, что имела своим командующим несомненно выдающегося военачальника, про которого даже скупой на похвалу Г. Жуков напишет в боевой характеристике: «Лично решительный, энергичный и культурный генерал». Эпитет «культурный» в устах сверхжесткого, не страшащегося никаких жертв маршала дорогого стоил. Ибо отмечал у Берзарина полководческий талант особого, увы, не частого в нашей армии свойства: умение и задачу выполнить, и войско при этом не побить.

Однако при всех этих очевидных плюсах на долю Берзарина и его армии в Берлинской операции выпала исключительно тяжелая задача – воплощать в жизнь особо любезное сердцу Г. Жукова наступление в лоб, по наиболее укрепленным районам вражеской обороны. При восхождении на эту рукотворную «Голгофу» надежная, как трехлинейка, 5-я ударная положила массу сил и времени. А тем временем наступающая гораздо севернее 3-я ударная армия, предметно демонстрируя преимущества первоначального плана Ставки, удачно прорвала оборону, обошла город и отсюда, уже с северо-западного направления, была брошена Г. Жуковым пробиваться к центру…

Не скажу про весь командный состав 3-й ударной – большинству в этой жаркой схватке было, конечно же, не до мыслей о высоких правительственных наградах. Но кое-кто из высшего командования и особенно политорганов в этой однозначно сложившейся ситуации уже мысленно начал сверлить в гимнастерках дырки за причастность к водружению Знамени Победы. А какое из них станет таковым, решала судьба, а точнее самонадеянно вмешавшееся в ее дела высокое начальство. Логика его, по информации А. Н. Дементьева, якобы была такая: какая дивизия первой пробьется к Рейхстагу и в результате штурма водрузит над ним один из флагов Военного совета, тот и станет Знаменем Победы.

Уже после войны все эти детали были подтверждены начальником политотдела 3-й ударной армии полковником Ф. Лисицыным. По его свидетельству, именно он, вернувшись с фронтового совещания начальников политотделов армий (согласно принятому тогда сокращению – «поармов»), на докладе Кузнецову и другим членам Военного совета армии предложил изготовить не одно, а девять знамен. Совет поддержал предложение Лисицына, уже одним этим определив ту самую «логику» превращения одного из флагов в Знамя Победы, о которой упомянул А. Дементьев. На этом же совещании было решено, как знамена должны выглядеть. Организовать их изготовление поручили все тому же Ф. Лисицыну.

«Получив такое указание, – пишет в своих воспоминаниях бывший поарм 3-й ударной армии, – я вызвал к себе начальника армейского Дома Красной Армии Г. Н. Голикова, ознакомил его с решением Военного совета. Уточнили детали: шить знамена работники Дома Красной Армии будут из обычной красной материи, по размеру и форме Государственного флага СССР. В левом верхнем углу, у древка, должна быть эмблема серпа и молота со звездой.

И закипела работа. Женщины кроили и шили полотнища, художник В. Бунтов рисовал эмблемы, киномеханик Саша Габов изготавливал древки и крепил к ним знамена. Древки венчали металлические наконечники.

Наконец работа была закончена. Г. Н. Голиков привез все девять знамен в политотдел. И в ночь на 22 апреля мы от имени Военного совета армии распределили их между соединениями. Знамя под номером 5, которому впоследствии суждено было стать Знаменем Победы, командир 150-й стрелковой дивизии генерал-майор В. М. Шатилов принял в пригороде Берлина – Карове» [45].

Самому Шатилову тот день врезался в память наступлением момента, когда вдруг отчетливо почувствовалось, что война подошла к концу. И что вот-вот наступит вчера еще совершенно немыслимая, казалось бы, уже давно позабытая жизнь без стрельбы, без разнообразных лишений, без неуверенности в том, что новый день встретишь живым. Причиной этого настроения была не только близость к последней, самой главной в его военной жизни цели. Но и сама природа. Он вдруг заметил, что листья на деревьях уже вовсю распустились. И столичный пригород Каров просто утонул в зелени садов.

Ранним утром, когда боевые действия несколько поослабли, о близкой мирной жизни можно было и немного помечтать. На самом же деле – это было лишь затишье перед бурей: настоящие бои за Берлин только разворачивались. Со своего дивизионного НП Шатилов еще мог охватить действия соединений 3-й и соседней 5-й ударных армий, наступавших через северо-восточные пригороды германской столицы. Но что происходило в целом, конечно же, не видел и не знал. Нужная для такого дела «вышка» имелась в штабе армии и, конечно, фронта. А оттуда, между прочим, уже было видно, как с совершенно противоположного направления – в южных пригородах Берлина – вели бой войска 1-го Украинского фронта. Жизнь в самом городе, казалось накрепко скованном ужасом неизбежного и скорого возмездия, замерла. Прекратило работу большинство предприятий – не было топлива и электричества. Население оказалось перед реальной угрозой голода – продовольственные склады, расположенные на окраинах и в пригородах, оказались в зоне боевых действий.